Книга шестая. Об органах дыхания

ГЛАВА I

409. В двух предшествующих книгах мы изложили устройство органов, созданных природой для распределения пищи, и проследили полую вену до диафрагмы. Считая лучшим отнести все последующее к рассмотрению органов, находящихся в грудной клетке, мы отложили это объяснение до настоящей книги. Что касается устья 53 желудка, называемого пищеводом, то мы уже отчасти говорили о нем 410. раньше. Но путь, по которому он следует в грудной полости, и то, что природой ничего не было и здесь забыто, не говоря уже о том, что она оказалась чуждой всякой небрежности, всего лишнего и бесполезного, так что разум не может представить себе лучшей организации, — это именно описание нам казалось необходимым отложить до настоящего изложения. Наши объяснения по этому поводу оказались бы неясными, если бы предварительно не были известны все части грудной клетки. Поэтому и теперь следует не сразу давать подробное изложение, а надо начать с того, чтобы привести о строении грудной полости столько подробностей, сколько необходимо, и в такой мере, что, если они останутся неизвестными, наше объяснение будет очень непонятным и будет очень ясным, если они известны.

ГЛАВА II

Врачи обычно называют грудной клеткой всю полость, ограниченную справа и слева ребрами, доходящую спереди до грудной кости и диафрагмы, а с задней стороны спускающуюся по кривой линии к позвоночнику. Ее внутренняя вместимость ясно определяется внешним контуром; ведь внутренний ее размер почти равняется видимому размеру грудной клетки, если отбросить очень небольшое пространство, занимаемое ребрами, тело которых очень тонко. В этой полости у рыб помещается только сердце, поэтому-то такой, вид животных лишен голоса, так как он не имеет одного из органов, необходимых для его появления, а именно легкого. У тех животных,, которые поочередно вдыхают из воздуха и вновь выдыхают через рот, грудная полость заполнена легким, являющимся одновременно органом голоса и дыхания. Начало его движения исходит от другой клетки, как мы это доказали в нашей работе «О дыхании». А какую долю участия он принимает в образовании голоса, то и это было указано в нашем труде-«О голосе». Теперь же мне предстоит не объяснять функции, но изложить строение органов. Не думай поэтому, что я буду объяснять, ради чего мы дышим. Так как этот 412. вопрос в основном был разобран в другом месте, то, сделав его основой для данного рассуждения, я расскажу сейчас о назначении частей сердца, легкого и всей грудной клетки. Вместе с этим, как я уже сказал, я рассмотрю положение пищевода и полой вены, начав хотя бы отсюда. Дыхание у животных, как мы видели, существует в интересах сердца, нуждающегося в элементах воздуха, тем более что, сгорая от жары, он жаждет освещения. Охлаждает его вдыхание воздуха при помощи своей холодной сущности, а выдыхание горячих частиц как бы сгоревших и ставших сажными, освобождает его от них.. Вот почему сердце имеет двойное движение, зависящее от частей, действующих в противоположном направлении, так как оно втягивает, расширяясь, а сокращаясь освобождается. Прежде всего, обрати внимание на предусмотрительность природы. Так как человеку было полезнее' обладать голосом и так как звук для своего образования обязательно нуждается в воздухе, она для этого употребила весь воздух, 413. который: иначе был бы быстро выдохнут и без всякой пользы. Что же касается органов голоса, каковы они и каков способ движения этих органов,— все это вполне рассмотрено в нашем труде «О голосе». Здесь в дальнейшем мы только напомним то, что необходимо в данный момент. Здесь место воздать хвалу природе. В самом деле она не заставила сердце вдыхать воздух непосредственно через глотку (pharynx). Между этими двумя органами она поместила легкое, как вместилище воздуха, способное выполнять одновременно обе функции. Если бы сердце, расширяясь, втянуло воздух из глотки и опять вернуло бы его, сократившись, то обязательно должна была бы существовать согласованность ритма дыхания с биением сердца. В результате для животного возникли бы многочисленные и большие неудобства, которые угрожали бы не только его благополучию, но и самой жизни. В самом деле, частые перерывы голоса как результат такого строения в не малой степени нарушили бы то, что составляет прелесть жизни 414. Так и невозможность хотя бы окунуться в воду из «страха задохнуться или невозможность задержать дыхание, чтобы пробежать, например, через дым, пыль, нездоровый зараженный воздух, испорченный испарениями от загнившего тела или по другим причинам, быстро нанесло бы вред жизни и в конце концов убило бы животное. Но так как сердце втягивает воздух из легкого, а не из глотки и не непосредственно извне и возвращает его в то же легкое, то это устройство позволило нам часто в течение продолжительного времени пользоваться голосом, а часто совершенно воздерживаться от дыхания без вреда для деятельности сердца. Если бы сердце вдыхало воздух извне через глотку и тем же путем выделяло его, то это повлекло бы за собой ту или другую опасность: или необходимость почему-либо дышать вредным воздухом, или немедленное удушение вследствие недостатка воздуха. Вот почему лрирода не поручила одному сердцу дыхательной функции, но окружила его легким 415. и грудной полостью, обязанность которых снабжать сердце воздухом и одновременно порождать голос у живого существа. Дополнительно к этому сердце окружено, с одной стороны, легким, которое служит ему как бы мягкой подушкой, согласно выражению Платона м, а с другой — грудной клеткой, образующей плотную защитную ограду не только вокруг сердца, но и вокруг легкого. Природа поместила сердце в самом центре полости грудной клетки, месте, весьма благоприятном для его безопасности и предоставляющем ему со стороны всего легкого равное распределение охлаждения. Большинство людей полагает, что сердце находится не в самой середине, но что оно смещено немного в левую сторону, обманутые тем, что биение сердца ощущается под левой грудью, где находится желудочек (coilia, ventriculus), начало всех артерий; но с правой стороны находится другой желудочек, обращенный к полой вене и печени. Это доказательство того, что сердце не всецело находится в левой стороне, но что оно занимает именно середину не только по ширине, но и по двум другим измерениям —• глубине и длине 416. грудной полости. В самом деле, сердце находится на равном расстоянии от позвонков сзади и грудной кости спереди; оно равно удалено как от ключицы, находящейся наверху, так и от диафрагмы, находящейся внизу. Понятно, что, находясь в центре груди, согласно всем измерениям, оно в одинаковой степени втягивает воздух из всех частей легкого и что оно занимает безусловно самое безопасное положение, будучи очень удалено от внешних тел, которые могут встретиться с ним, только пройдя через грудную полость.

ГЛАВА III

Вся грудная клетка разделяется и перегораживается посредине плотными перепонками, идущими во всю ее длину сверху вниз; сзади они прочно прикреплены к позвонкам спинного хребта, а спереди — к кости, которая занимает середину груди и, с одной стороны, оканчивается своим нижним краем-хрящом, так называемым мечевидным отростком, расположенным внизу у места входа в желудок, а наверху является местом соединения обеих ключиц. Самое главное и самое важное назначение этих перепонок — это разделение грудной клетки [с ее содержимым.-— В.Т.] на две полости для того, чтобы в случае, если одна из них, получив сильное повреждение 417. (как мы показали это в нашей работе «О движении грудной клетки и легкого»), теряет способность дышать, другая, нетронутая, выполняет хотя бы половину функции. Животное теряет половину голоса или дыхания тотчас же, когда одна из грудных полостей поражена глубокой раной. Если поражены обе полости, то оно полностью теряет и голос, и дыхание. Такова большая польза, приносимая животному плеврами, разделяющими грудную клетку и главным образом для этого и созданными. Но природа настолько изобретательна, что орган, созданный ею с одной целью, употребляется ею и для другой; она создала из этих перепонок в качестве оболочек и связок средство защиты для всех внутренних органов грудной клетки. Эти перепонки прикрепляют к грудной полости и одевают своими складками артерии, вены и нервы, находящиеся в этой полости, пищевод и даже все легкое целиком. Их назначение как связок 418. равноценно для всех вышеназванных органов. Ведь устойчивость положения одинаково важна для всех органов. В качестве же оболочек и покровов их назначение неодинаково и весьма разнообразно. В самом деле, некоторые из этих органов, наделенные силой и плотностью, нисколько не нуждаются в оболочках, как, например, артерии, сердце и пищевод. Другие, как легкое, нуждаются в них в незначительной степени. Что же касается вен, разбросанных по всей грудной клетке, то они, а особенно полая вена, извлекают большую пользу от прикрепления к ним окружающих их перепонок. Мы о ней имели намерение поговорить сейчас же, с самого начала, но принуждены были сказать о частях грудной клетки столько, сколько это необходимо, чтобы дать представление о сердце, его положении, разделении грудной клетки посредством перепонок, которые, протягиваясь от середины грудной кости до позвоночника, делят ее на две половины.

ГЛАВА IV

Необходимо было, чтобы полая вена, которая, как мы видели выше, имеет такое большое значение для животного, 419. пройдя через диафрагму (phren), вступила в сердце, а из сердца поднялась в область, которую называют «местом для смертельного удара» (sphage) на шее [яремная ямка.— В. Т.], как это будет указано дальше. Но так как сердце, легкое, диафрагма и вся грудная клетка находятся в постоянном движении, то путь полой вены в центре этого широкого пространства не был бы надежен, если бы природа не укрепила его несколькими внешними опорами, благодаря которым полая вена, несмотря на то, что она постоянно колеблется и как бы подвешена, оказывает сопротивление этим толчкам, и если бы животное сильно упало на спину или грудью или получило бы 55 удар* от какого-нибудь постороннего тела, вена останется целой и невредимой,, не менее защищенная, несмотря на одну тонкую оболочку, чем значительно более плотная артерия — аорта. Теперь следует рассмотреть, какие средства изобретены природой для предохранения полой вены. Эти средства, общие не только всем частям полой вены, но также и ее разветвлениям,-— это те оболочки, о которых мы говорили и точки прикрепления которых находятся на всем протяжении этих разветвлений, чтобы связать их повсюду с окружающими частями, а также 420. чтобы придать больше прочности этой оболочке. Они сопровождают полую вену, начиная от диафрагмы до яремной ямки. Что касается средств прикрепления, данных каждой из ее частей, то они троякого рода. В центре грудной клетки протягивается к ней, как бы в виде руки, сердце, жилистое' и плотное продолжение [правое ушко.— В. Т.], а в нижней части она опирается на находящуюся под ней пятую 66 долю легкого, в верхней же' части — на очень толстую и мягкую железу, называемую зобной железой (thymos, thymus). Апофиз сердца полезен не только для этой цели, но-имеет еще и другое большее значение для самого сердца, что мы объясним несколько дальше. Пятая же доля легкого, а также зобная железа (thymos) были созданы природой в интересах большой вены. Твое удивление увеличится, я думаю, если, не ограничась словесным описанием, ты вскроешь какое-нибудь животное и собственными глазами будешь созерцать это изумительное зрелище. Ты не только увидишь, что эта доля помещается под веной, но также то, что она понемногу делается вогнутой, для того чтобы дальнейший путь вены мог быть для нее безопасным. Более того, эта доля не переплетена большими 421. или многочисленными сосудами, но ее субстанция состоит большей частью из ткани самого легкого, ткани, которую некоторые называют паренхимой. Природа и этим ясно показывает, что она не собиралась сделать данную долю органом дыхания, но создала своего рода мягкую подушку для полой вены. В самом деле, я полагаю, что задача дыхательного органа состоит в предоставлении воздуху больших и многочисленных ячеек; если, напротив, его обязанность поддерживать лежащий выше орган, оберегая его от всякого вреда и повреждения, он должен в очень незначительной степени обладать способностью расширяться, суживаться и вообще сильно двигаться. Ведь было бы правильно, чтобы назначение органов дыхания зависело от их движения, тогда как органов, служащих поддержкой,— от покоя. Создав две доли легкого в левой стороне грудной клетки и три доли — в правой стороне, природа достаточно указала назначение пятой. Ведь полая вена, возникая в правой стороне животного, около печени, и восходя к правой полости (coilia) сердца, расположена, следовательно, с правой стороны. Поэтому следовало, чтобы доля, 422. созданная ради нее, была помещена в правой стороне грудной клетки. И это творение справедливой природы, которое ты мог бы представить себе неудачным, если полагаться только на свои чувства, а не на разум, но которое в действительности наиболее правильное, если только когда-либо существовало что-нибудь достойнее этого названия; тебе следует его прославлять, так как природа создала равенство не по внешним признакам, а принимая во внимание силу и важность органов, а это есть дело настоящей и божественной справедливости. В самом деле, там, где назначение каждого из двух органов является равноценным, как, например, у глаз, ушей, рук и ног, природа создает правый орган, совершенно тождественным с левым. В том же случае, если один из органов важнее, вследствие только ему свойственного назначения, то природа создает какие-либо добавочные части, как мы указали на этот факт в предыдущей книге по поводу органов питания. Он не менее ясно подтверждается и существованием пятой доли легкого, созданной природой в интересах полой вены, для чего она приспособила и величину доли, ее связи, положение, форму и все остальные ее особенности. 423. Нельзя найти ни одного животного, у которого число долей правого легкого не превышало бы по меньшей мере на одно число долей левого легкого. Однако не все животные имеют по две доли с каждой стороны, как человек; некоторые из них имеют и больше. Однако у всех есть одна особая, находящаяся под полой веной. Но я не намереваюсь излагать число долей, существующих у каждого из остальных животных. В самом деле, я никогда не упоминал о строении какого-либо из их органов, разве только по необходимости, в качестве точки отправления для моих объяснений, касающихся органов человека. Но если смерть не прервет моих намерений, я когда-нибудь изложу строение животных, рассекая каждый мельчайший орган, как я это делал у человека. В настоящее время я ограничусь тем, что закончу свою задачу, которая для своего окончания требует больше места, чем уже изложенная мною часть. Итак, заканчивая на этом наше отступление, следует перейти к другой теме; рассмотрим, почему во время расширения грудной клетки, одна часть полого пространства целиком заполнена верхней долей, тогда как узкая и косая часть, ограниченная внизу 424. ложными ребрами, занята другой удлиненной долей. Итак, в каждой стороне груди помещаются две большие доли легкого, что же касается пятой маленькой доли, находящейся справа в интересах полой вены, то она тянется от диафрагмы до ушка сердца. В этом месте одна из частей полой вены прикрепляется к сердцу. Другая, большая, восходит прямо к яремной ямке. Она до известной степени отклоняется от своего пути благодаря удлинениям сердца и в дальнейшем опирается на так называемую зобную железу (thymos). Эту железу, одновременно крупную и мягкую, природа поместила в верхней части внутренней поверхности средней кости грудной клетки, называемой грудиной (sternon, sternum), так, что эта кость не касается полой вены и что все столь многочисленные в этом месте разветвления этой вены удерживаются на месте своего возникновения. В самом деле, везде, где природа разделяет подвешенный сосуд, она всегда помещает железу в самом центре раздела, чтобы заполнить промежуток. В этом месте 425. сосредоточены начала очень крупных вен, идущих к лопаткам и плечам, а перед этим — начала других вен с одной стороны, тех, которые распределяются в верхних частях грудной клетки, с другой стороны тех, которые распространяются в передних и нижних частях, большая часть которых, спускаясь вдоль грудных желез, тянется до брюшины. Природа оказала очень большую помощь всем венозным разветвлениям, прежде всего самой полой вене, поместив около костей в качестве перегородки вышеназванную железу, похожую на ткань из войлока и шерсти, которая должна была одновременно служить точкой опоры и дать всем частям вены большую безопасность. Вот каким образом природа с полной безопасностью провела полую вену от диафрагмы до шеи.

ГЛАВА V

В противоположном полой вене направлении, т. е. сверху вниз, природа поместила в наиболее подходящем месте груди пищевод, проводящий пищу от рта к желудку 426. Я прошу теперь твоего внимания, так как собираюсь доказать, что путь, по которому пищевод следует в грудной клетке, не только лучший для него самого, но и не грозит никакими повреждениями дыхательным органам. В самом деле, легкое, сердце, вся грудная клетка целиком, со всеми содержащимися в ней артериями, не должны быть во время своего расширения или сокращения чем бы то ни было стеснены ни в одном из своих движений; и самый пищевод не должен пересекать, как бы вися, середину грудной полости, но должен покоиться на твердом основании. Природа посредством благоприятного расположения прекрасно выполнила эти два условия: полное отсутствие стеснения для органов дыхания и большие удобства для пищевода. Укрепленный и прилегающий к позвонкам спинного хребта и, таким образом, проходя через всю грудную клетку, он соединяет с надежным, защищенным со всех сторон положением выгоду, ни в какой мере не причинять никаких неудобств ни сердцу, ни легкому 427. и никакой из частей грудной полости. Косое положение его еще лучше докажет тебе, что, если природа открыла ему этот путь, то потому, что имела в виду два преимущества: не мешать ни в чем органам дыхания и самому не получать никаких повреждений. В самом деле, он помещается ровно посредине четырех первых спинных позвонков, не делая никакого поворота, потому, что в этой области он не сдавливает ни одного из органов грудной полости, сам имеет безопасную основу благодаря этому положению и нелегко может быть поврежден внешним телом. Если он имеет в виде защиты сзади кроме позвонков, отростки, называемые остистыми (acanthai), а спереди грудную кость и всю грудную полость (kytos), то ясно, что никакое внешнее тело не может ни упасть на него, ни поранить его, ни смять через столь плотную и твердую окружающую его ограду. На уровне пятого позвонка он отклоняется 428. от линии, по которой следовал, спускаясь, и направляется вправо, уступая лучшее место другому, более важному органу — самой большой из всех артерий — аорте. Ведь было справедливо, чтобы эта артерия, выходящая из левого желудочка сердца и расходящаяся по всему телу животного, сперва разделилась на две неравные ветви, из которых наиболее значительная должна была направиться к нижним частям, так как, начиная от сердца, эти части у всякого животного более многочисленны и крепки, чем верхние, и опереться на самую удобную часть позвонков, т. е. на среднюю часть.

ГЛАВА VI

Мы несколько дальше скажем, почему артерия — аорта — подходит к пятому позвонку, почему для нее было выгоднее всего подойти к позвоночнику ни выше и ни ниже; но сперва покончим с пищеводом, для которого, как мы достаточно доказали, было лучше отойти от срединной части. Будь внимателен, когда я буду доказывать, почему он направляется скорее вправо, а не в другую сторону. Артерия — аорта, дойдя до середины позвонков, 429. не отстраняет пищевод властно и высокомерно; она сама, несколько сторонясь, принимает его и позволяет разделить с ней надежную опору, предоставляемую позвонками. Вообразим себе линию, проведенную сверху вниз и проходящую посредине позвоночника; пусть аорта следует по этой линии так, чтобы большая часть склонялась в левую сторону животного, а другая — в противоположную сторону. Ты не найдешь здесь противоречия тому, что я сказал, говоря, с одной стороны, что срединная часть позвонков занята артерией, а с другой — что эта самая артерия занимает не самый центр, а скорее левую часть. Точно так же, как мы с полным основанием сказали, что вполне справедливо было предоставить артерии в качестве органа более важного, чем пищевод, как бы председательское место, так нам следует точно установить, что пищевод не является столь незначительной частью, не заслуживает никакого внимания. Принимая в расчет их обоюдную важность, ты не найдешь ни для одного из этих двух органов места лучшего, нежели то, которое они сейчас занимают. Но так как совершенно необходимо было, чтобы артерия следовала по центральной линии, 430. несколько отклоняясь наискось к боковым частям, то вновь обрати внимание и по этому поводу на предусмотрительность и на искусство природы. Артерия, возникшая из левой стороны сердца, естественно, должна была продвигаться влево по прямой линии. Если на всем пространстве между сердцем и позвоночником она тянется, как бы подвешенная, без поддержки в области, столь опасной, то ничего не могло быть для нее выгоднее, чем краткость пути. Итак, если ты хорошо знаком с рассечением трупов, если ты сам делал наблюдения, то я думаю, что ты восхищаешься тому, что артерия выбрала между сердцем и позвоночником кратчайший путь и что она ясно показывает тем, у кого есть глаза и понимание, свое стремление добраться до позвоночника. Вот почему она направляется к пятому спинному позвонку, так как выходит из сердца как раз на уровне основания этого позвонка. Но мы несколько дальше поговорим об органах дыхания. Пищевод спускается по четырем первым 431. позвонкам грудной клетки и отклоняется [до своего окончания.— В. Т.] к правой стороне восьми остальных по вышеуказанным причинам. Как только пищевод коснулся диафрагмы, которая является нижней границей грудной полости, мощные перепонки приподнимают его на достаточную высоту; он снова с другой стороны проходит над большой артерией и там, пройдя через диафрагму, вступает в устье желудка. Еслн пищевод приподнят, то это для того, чтобы не надавливать на артерию, когда он наполнен тяжелой пищей. Если пищевод проходит слева, то это потому, что было желательно, чтобы вход в желудок находился с этой стороны, как мы доказали это выше. Кроме того, нервы, спускающиеся от головного мозга вдоль пищевода вплоть до желудка, должны были найти намного большую безопасность при таком косом направлении, чем при прямом. Ведь эти тонкие мягкие нити, протянутые во всю длину по прямой линии и своей более значительной частью поддерживающие на весу желудок, орган, предназначенный для наполнения пищи, были бы натянуты его массой и его тяжестью и слишком легко рвались бы. Во избежание этой опасности природа, прикрепившая нервы к самому пищеводу, 432. дала ему по изложенным недавно причинам и для безопасности самих нервов косое и извилистое направление. Больше того, при приближении этих нервов к желудку природа прикрепляет их к нему, предварительно обвив их вокруг пищевода. В дальнейшем мы поговорим о нервах более подробно.

ГЛАВА VII

Теперь (так как мы закончили речь о положении полой вены и пищевода), возвращаясь к органам дыхания, мы покажем, какое искусство проявила природа при их построении. Она наиболее удачно определила их положение, связь, очертания, объем, форму частей, степень мягкости или твердости, тяжести или легкости и все остальные свойства, присущие телам, распределив их между всеми с высшей справедливостью. Мы также изложим, с какой предусмотрительностью она установила между ними соотношения, соединяя одни, переплетая другие, окружая эти, облекая те, придумывая все, что имеет значение для их безопасности 433. Вот все, что мы собираемся изложить, начиная вновь с сердца. Что сердце должно находиться в центре грудной полости, окруженное легкими, охватывающими его своими долями как бы пальцами, что легкие должны быть снаружи прикрыты грудной клеткой — это освещено нашими предыдущими объяснениями. Почему сердце вместо того, чтобы быть совершенно шаровидным, начинается с широкого и сфероидального верхнего основания, называемого головкой, затем мало-помалу суживается и, подобно конусу, становится к нижнему краю узким и тонким? Это то, что мы до сих пор еще не исследовали, и с этого именно следует начинать все наше изложение. Не все части сердца требуют одинаковой безопасности, так как не всем присущи одинаковые функции. Одни около основания предназначены для возникновения из них сосудов, другие в качестве каких-то боковых частей, начиная от этой точки до нижнего края, должны с каждой стороны образовать желудочки; нижний край представляет собой плотное 434. и прочное удлинение, служащее одновременно и прикрытием его желудочков, и защитой всего сердца, чтобы никогда, при более сильных движениях, сердце не столкнулось сильно с передними костями грудной клетки, не было бы задержано, не почувствовало боли и по этой причине не было принуждено нарушить и совершенно изменить ритм своего биения. Эта часть сердца наименее важная. Напротив, та, которая предназначена давать начало сосудам, наиболее важная из всех. Значение промежуточных частей зависит от значения соседних с ними. Таким образом, части, смежные с основанием, пожалуй, самые важные, а смежные с вершиной можно считать наименее важными. Промежуточные части в зависимости от расстояния от того или другого края выигрывают или теряют в значении. Итак, не удивительно, что сердце имеет форму конуса и что головная часть (основание), будучи самой важной частью, занимает 435. самое надежное место, тогда как дно, как наименее важное по своему положению, наиболее уязвимое. Когда говорят, что в сердце одна часть менее важная, чем другая, я не думаю, будто кто-нибудь настолько ошибается, что считает ее лишенной всякого значения. В самом деле, ты не найдешь в сердце ни одной части, даже его нижний конец, которая не превосходила бы по своему значению все существующие части, как, например, в ногах или руках. Все важны, но сравнивая одну с другой, следует признать, что одни более важны, другие менее. Для того чтобы это замечание послужило тебе для лучшего понимания моих слов не только в данном случае, но и при дальнейшем изложении, я хочу указать тебе способы, как различать у животного важную часть от неважной. Мерилом в этой оценке является назначение. Так как назначение бывает трех видов, оно имеет отношение или к самой жизни, или к удобству жизни, или к сохранению того и другого, то надо считать, что самые главные части — это те, которые полезны для самой жизни, а из числа двух остальных 436. менее важных видов те, которые разделяют с главными одни и те же ощущения, надо считать более важными, чем остальные, а те, которые их не воспринимают — менее важными. Так как сердце является как бы очагом и источником природного тепла, оживляющего животное, то и все его части имеют первенствующее значение, прежде всего те, деятельность которых поддерживает жизнь всего животного. Это — два отверстия сосудов, расположенных в левой полости, которую врачи обычно называют легочной полостью [желудочком. —В. Т.]. В самом деле, через посредство меньшего отверстия сердце сообщается с легочными артериями, а через посредство большего — со всеми артериями, расходящимися в животном. Менее важны отверстия другой сердечной полости, называемой «снабжающей кровью»; однако и их значение превышает значение других частей сердца, так как через одно кровь вливается в сердце, а через другое она течет в легкое. Если таково главное назначение этих сосудов и входных отверстий, то вполне разумно, что сердце должно было иметь очень большую поверхность в этих частях и 437. занимать центр грудной полости, надежное убежище, где оно больше всего удалено от ударов внешних тел. В самом деле, всякое тело, могущее ударить, разрезать, обжечь или охладить животное, или как-нибудь иначе повредить ему, должно прежде всего поранить и пройти через части грудной клетки, легкого и даже самого сердца, прежде чем проникнуть до вышеназванных частей.

ГЛАВА VIII

Вот то, что касается формы сердца и положения каждой из его частей. Затем я перехожу к строению всей его субстанции. Сердце представляет собой плотную ткань, трудно повреждаемую и состоящую из всякого рода волокон. Хотя эти два свойства делают его похожим на мышцы, оно явно отличается от них. В самом деле, мышцы состоят из одного какого-либо рода волокон. Они имеют или только продольные прямые волокна, или поперечные по ширине, но ни одна мышца не имеет одновременно этих двух видов 438. Сердце имеет и прямые, и поперечные, и кроме того, даже третьи, косые. Волокна сердца сильно отличаются от всех других видов волокон по своей плотности, жесткости, значительной мощности и сопротивляемости повреждениям. В самом деле, ни один орган не выполняет столь продолжительной и энергичной работы, как сердце. Поэтому-то и ткань сердца была естественно создана такой с точки зрения силы и выносливости. Как мы перед тем показали, этим разнообразием волокон, не существующим ни в одной мышце, природа снабдила многие органы, как, например, матку, пузыри и желудок, для того, чтобы эти органы обладали разнообразными движениями. Итак, каждая мышца, как мы это также доказали в другом месте, имеет простое и единое движение. Что же касается желудка, матки и двух пузырей, то каждый из них, подобно сердцу, всасывает, удерживает и выталкивает. Поэтому в каждом из этих органов мы находим, как мы уже говорили, всякого рода волокна: прямые, чтобы всасывать что-либо при помощи сокращения, а поперечные — для выделения; когда же они все 439. сразу сильно сократятся над своим содержимым — они служат для удерживания. Подобное движение сердца можно наблюдать в двух случаях: рассматривая его как только оно вынуто, еще бьющееся, из груди животного, или приподнимая часть передней кости, называемой грудной, способом, указанным в «Руководстве к анатомированию». Когда продольные волокна сердца сократятся, тогда как все остальные ослаблены и вытянуты, и сердце уменьшается в длину, но увеличивается в ширину, при таком состоянии ты увидишь, что все сердце расширяется. Наоборот, ты увидишь, что оно сократится, если продольные волокна ослабятся, тогда как волокна, расположенные в ширину, сократятся. В промежутке между движениями наступает короткий отдых, во время которого сердце регулярно сжимает свое содержимое, причем все волокна особенно косые, приходят тогда в действие. Связки, прикрепленные внутри, в самых полостях сердца, связки, столь мощные, 440. что могут, сокращаясь, втянуть внутрь перегородки сердца, сильно содействуют возникновению систолы или, скорее, преимущественно вызывают ее, так как между двумя полостями есть своего рода перегородка 57, где кончаются натянутые связки и эту перегородку они соединяют с телами, которые снаружи выстилают две полости [желудочки.— В. Т.] и называются оболочками сердца. Когда эти оболочки приближаются к перегородке, сердце растягивается в длину и сокращается в ширину. Когда же они наиболее удаляются от нее, сердце увеличивается в ширину, но длина его уменьшается. Итак, если расширение и сокращение сердца суть не что иное, как высшая степень удаления или приближения по ширине полостей, мы могли бы узнать, как происходит то и другое движение. Так вот, вследствие этого сердце снабжено мощными связками и разнообразными волокнами, чтобы 441. быстро и без труда приспособляться к трем различным условиям, расширяясь при всасывании полезного вещества, охватывая во время усвоения полученных веществ и сжимаясь, когда оно спешит вытеснить остаток этих веществ. Мы более подробно рассмотрели этот вопрос в другом месте, особенно в нашей работе «О пользе дыхания». Теперь же совершенно бесполезно продолжать это рассуждение о движении сердца.

ГЛАВА IX

Но уже следует перечислить сердечные сосуды, объяснить форму отверстия каждого из них, сказать несколько слов о самом числе сердечных полостей и бегло остановиться на всех связанных с этим вопросах. Число сердечных полостей—вполне естественно начинать именно с того — неодинаково у всех живых существ. Все те, которые вдыхают воздух через глотку, нос и рот, имеют в силу этого легкое, а, следовательно, также правую полость сердца (желудочек). 442. Все остальные не имеют ни легкого, ни правой полости сердца. Отсутствие легкого всегда и обязательно сопровождается у животного отсутствием двух вещей: голоса и правой полости сердца. Отсюда ясно видно, какую пользу приносит каждый из них: правая полость существует в интересах легкого, а само легкое является органом дыхания и голоса. Аристотель был неправ, ставя различие числа сердечных желудочков в зависимость от большого или малого размера животного. В самом деле, даже самые крупные животные не имеют трех желудочков, а самые маленькие — не все имеют только один. Лошадь, животное очень крупное, имеет сердце, устроенное точно так же, как сердце самого маленького воробья. Вскройте мышь, быка или какое-либо другое животное, меньше мыши, если такие есть, или такое, которое больше быка, — число желудочков у них одно и то же, и строение сердца одинаковое. Природа не принимала в расчет большие 443. или меньшие размеры туловища, создавая различные формы органов: единственная цель, которую она преследовала этим разнообразием строения,— различие функций, а эти самые функции она соразмеряет с главным назначением. И таким образом получается некая удивительная последовательность функций и их назначений, что с ясностью вытекает из прошлых наших речей и ничуть не менее ясно укажет наша дальнейшая беседа тем, кто внимательно отнесется к ней. Вот самые главные пункты. Рыбам голос был бесполезен, так как они живут в воде. Они не могут дышать через глотку, так же как и мы сами, когда погружены в воду. Поэтому рыбам было невыгодно иметь, подобно живым существам, летающим и ходячим, один большой канал для дыхания и для голоса, но устройство органа, называемого жабрами (branchia), служит им вместо легкого. Пронизанные множеством мелких отверстий, дающих доступ воздуху и парам, но ввиду крайней узости, не пропускающих массу воды, жабры оттесняют воду и легко пропускают 444. воздух и пары. Кроме того, рыбы по природе обладают и более холодной кровью и сердце их не нуждается в значительном охлаждении. На их темперамент ясно указывает многое другое и особенно отсутствие крови: ее у них или совсем нет, или крайне мало. Животные же, живущие в воде и имеющие много теплой крови, как, например, дельфин, тюлень, кит, получают из воздуха нужные им элементы дыхания при помощи удивительного устройства, о котором, может быть, мне удастся рассказать, излагая •строение других животных, как мы в настоящее время делаем это по отношению к человеку. Но пора вернуться к нему после этого отступления, вполне достаточного, чтобы доказать пользу легкого и правой полости сердца.

ГЛАВА X

Посылая легкому питательные вещества, получаемые из крови 58, сердце, как бы платя взаимностью, вознаграждает его за посылаемый им воздух. Легкое в самом деле нуждалось 445. в питании. Но для него было не хорошо принимать кровь непосредственно из полой вены, хотя она проходит в непосредственной близости и касается его; поэтому природа для питания легкого должна была создать другой род сосуда, нисколько не похожего на полую вену, и приспособить для этого сосуда эпифиз, перепончатый клапан, каким он обладает и теперь. И это изменение сосудов, а также возникновение эпифиза не могло зависеть ни от какого иного органа, как только от сердца. Природа, столь мудрая при всяких обстоятельствах, не создавшая ни у одного животного ни одной ненужной и случайной части, и по отношению к легкому, переменила только оболочки сосудов, дав вене оболочку артерии, а артерии — оболочку вены.

Во всех других частях, где размеры артерии и вены одинаковы, плотность оболочек различна; и настолько значительно это различие, что Герофил, по-видимому, правильно определил, утверждая, что плотность артерии в шесть раз больше плотности вены. Из числа всех органов и всех частей только в легком артерия имеет оболочки вены, а вена — оболочки артерии. Сперва мы посмотрим, каково искусство природы, 446. затем поговорим о перепончатом клапане, а под конец объясним, почему полая вена не могла дать начала ни артериальному сосуду, ни подобным перепонкам. Если различные пункты не будут кем-нибудь предварительно рассмотрены, ему не удастся доказать необходимость создания правой полости сердца. Итак, начнем с первого вопроса и докажем, что легкому лучше иметь артерию с оболочкой вены и вену — с оболочкой артерии. Вопрос кажется как бы двойным и как бы тождественным. Но ведь недостаточно доказать только то, что легкому лучше иметь вену с плотной оболочкой и артерии — с тонкой оболочкой; следует еще доказать что во всех других частях животного лучше, чтобы оболочка артерии была плотная, а оболочка вены тонкая и этого не может оставить без внимания всякий, решивший не оставить под сомнением, темным и непонятным, ни одно из творений природы. Что полезно, чтобы во всем теле животного кровь была заключена в тонкую 447. пористую оболочку, а пневма в плотную и сжатую,— этот вопрос, по-моему, не требует длинных речей. Достаточно помнить о природе обеих субстанций, а именно, что кровь густая, тяжелая, трудно передвигаемая, а пневма тонкая, легкая и быстрая в своих движениях. Можно было опасаться, что пневма живого существа может легко рассеяться, если бы она не была сдерживаема плотной и непроницаемой оболочкой. Наоборот, что касается крови, то если бы окружающая ее оболочка не была тонкой и пористой, то она с трудом распределялась бы по смежным частям и таким образом, вся ее целесообразность окончательно бы нарушилась. Предвидя это, наш демиург создал оболочки сосудов, противоположные природе их содержимого, желая предотвратить преждевременное рассеивание пневмы и длительное застаивание крови. Но почему он не дал и в легком тонкой оболочки вене, а дал ее плотной артерии? Думаю, что, вероятно, там, как и везде, пневма редкая, легкая и нуждается в сдерживании, кровь же густая, 448. тяжелая и должна быть распределена по всем частям легкого, которые требуют более обильного питания, чем остальные части животного, ввиду постоянного движения этого органа и большого количества тепла, доставляемого легкому близостью сердца и его собственным беспрерывным движениям. Полагаю, что ты удивишься предусмотрительности мастера. Ведь разве это может не служить доказательством удивительного предвидения, что единственно только легкому он дал совершенно иную структуру, чем всем остальным частям, потому что оно одно было окружено со всех сторон грудной клеткой, органом, столь прочным и столь подвижным? В нашей работе «О движении грудной клетки» мы установили, что легкое, лишенное собственного движения, всегда приводится в движение грудной клеткой. Когда эта последняя сокращается, то и легкое сокращается вследствие общего сжатия и охвата со всех сторон, как это имеет место при выдохе и подаче голоса; когда же грудная клетка расширяется, легкое следует за этим движением и расширяется во всех направлениях, 449. как и грудная клетка в момент вдоха. Но ни при вдохе, ни при выдохе венам не приходится расширяться в той же степени, как артериям, потому что им предназначены не одни и те же функции. Эти последние устроеныб9 природой для принятия пневмы; они должны были легко наполняться при вдохе и быстро опоражниваться при выдохе и образовании голоса. Что же касается вен, устроенных как вместилища пищи, то им не нужно ни расширяться при вдохе, ни сокращаться при выдохе. Поэтому было хорошо одним дать мягкую субстанцию, другим — твердую, если вообще было лучше, чтобы одни быстро следовали за двойной деятельностью грудной клетки, а другие ей не повиновались. Если мы в другом месте в достаточной мере доказали, что тела питаются кровью, которую они всасывают через оболочку сосудов, то, следовательно, легкое рискует остаться без питания, так как оболочка вены создана достаточно плотной. Но я полагаю, что и здесь, для того чтобы ты увидал еще новое доказательство чудесной предусмотрительности природы, 450. будет достаточно напомнить по этому поводу следующие замечания в приводимой нами работе, что некоторые части животных требуют для своего питания кровь, более густую и, так сказать, тинистую; что другие, наоборот, хотят крови более легкой и более парообразной; что все остальные части, включая артерии и вены, воспринимают пищу всякого рода одни более, другие менее; первые требуют немного, но жидкой и парообразной крови, тогда как вены требуют тоже очень мало пневмы, но густой и мутной. Если дело обстоит действительно так и субстанция легкого вместо того, чтобы требовать, подобно печени, густой и, так сказать, илистой пищи, предпочитает жидкую, легкую и наполненную парами, то ясно, что творец всего живого устроил все наилучшим образом. В самом деле, каждая часть получает питательные вещества, соответствующие ее природе, как мы и доказали это. Итак, субстанция легкого пориста, легка и как бы составлена из сбитой кровяной пены, поэтому она требует крови, содержащей пары, легкой и чистой, а не густой и илистой, как печень. Вот почему его сосуды имеют свойства, 451. противоположные не только свойствам сосудов печени, но и всем другим частям животного. В одних оболочка сосуда, распределяющего кровь, тонка и пориста, и потому этот сосуд легко изливает в окружающие органы большое количество крови; а в легком, так как это оболочка плотна и сжата, она пропускает лишь самую тонкую кровь. В других частях животного артерии, имеющие плотные и сжатые оболочки, пропускают в окружающие области лишь очень незначительное количество содержащей пары крови и только в одном легком они предоставляют большому количеству другой крови, более широкий выход, не будучи в состоянии ее удержать вследствие своей тонкой и пористой оболочки. Так что легкое по сравнению с другими частями тела представляет полную противоположность в отношении питания, как и в отношении внешнего вида ткани. В самом деле, ты не мог бы найти другую часть, которая была бы столь же пориста, легка и воздушна и которая питалась даже приблизительно столь же чистой, легкой и насыщенной паром кровью. Если вены, оболочка которых плотна, толста, снабжают ее кровью в меньшем количестве, чем нужно, то артерии 452. восполняют эту разницу, вливая в нее большое количество легкой, чистой и насыщенной парами крови. Но этого не хватало органу, столь теплому и сильно подвижному. Вот почему природа создала внутри его очень крупные вены; но так как плотность их оболочки мешает им распределять питательное вещество в достаточном количестве, природа сделала, чтобы этот недостаток был восполнен их объемом. Чтобы доставить ему достаточное питание, природа считала, что ему будут необходимы еще три других средства. Первое — это избыток естественного тепла, раздробляющего на мелкие частички и рассеивающего все питательное вещество с тем, чтобы оно скорее обратилось в пары; второе — это расширение легкого при вдохе, расширение, которое насильно отторгает нечто даже из органов, наиболее твердых; третье, и самое главное, состоит в том, что кровь, которая посылается сердцем только легкому, совершенно переработана и разжижена в сердце. Это не единственная причина, вследствие которой было желательно, чтобы легкое питалось от сердца. Другая причина, которую мы вначале обещали рассмотреть, состоит в том, что легкое должно было быть снабжено венами 453. с артериальными оболочками и затем некоторыми перепончатыми клапанами, из которых ни те, ни другие не могли происходить из полой вены. Из этих двух пунктов первый уже рассмотрен. Следует перейти ко второму. Этот пункт состоит в том что для устья артериальной вены было лучше иметь клапан той формы и размера, которые существуют в действительности. Несмотря на то, что этот сосуд был создан очень плотным и очень мощным, нелегко расширяющимся и сокращающимся, он все же обладает такой силой сопротивления, чтобы не поддаться столь энергичному крупному и сильно действующему органу, как грудная клетка, особенно если мы делаем глубокий выдох (ecpneusis, expiratio), говорим громким голосом, или каким-либо другим способом сжимаем со всех сторон грудную клетку, сильно напрягая все мышцы. Ни в одном из этих случаев разветвления вены не избегают полностью сжатия и сдавливания. Следовательно, если грудная клетка сжимается, кровь легко потечет обратно из всех ветвей, подойдет к первому устью и будет 454. оттеснена назад. Отсюда проистекает тройное неудобство. Прежде всего кровь проходит без пользы и без перерыва этот двойной путь; когда легкое расширяется, кровь, течет и наполняет все легочные вены; когда оно сокращается, происходит как бы отлив, постоянно двигающийся, как волны, в проливе, отлив, сообщающий крови движение вперед и назад, что ничуть не полезно ей. Эта неприятность, может быть, сама по себе небольшая, но вред, причиняемый акту дыхания, является немалым неудобством. Ведь, если главное условие состояло в том, чтобы возможно большее количество воздуха было втянуто одним движением при вдохе и вытолкнуто при выдохе, то оно не может быть выполнено, если артерии точно так же не будут по возможности расширяться и сокращаться. Но чем больше деятельность вен приближается к деятельности артерий, тем больше они мешают и сокращают величину движений этих артерий, сжимая их. Итак, ясно, насколько повредило бы всему акту дыхания расширение и сокращение органов питания. В самом деле, их покой должен быть полным, как если бы они не существовали и не занимали никакого места в грудной клетке 455, где расширяются и сокращаются дыхательные органы. Ведь необходимо, чтобы все место было для них свободно для того, чтобы они могли, возможно больше расширяясь во время вдоха, привлечь (втянуть) снаружи возможно большее количество воздуха, а во время выдоха, сокращаясь насколько возможно, также вытолкнуть возможно большее количество воздуха. Третье затруднение сопровождало бы отлив крови при выдохе, если бы наш демиург не создал перепончатый клапан. Каков этот клапан и каким образом он предотвращает возврат крови, ты это совершенно ясно поймешь немного позже. Сейчас я скажу, насколько вредным было бы их отсутствие для животного, а ты будь внимателен к моим словам, причем в основу своего изложения я кладу доказательство, приведенное мною в другом месте. Во всем организме артерии взаимно сливаются с венами и обмениваются друг с другом воздухом и кровью посредством невидимых и очень мелких отверстий. Если бы большое устье артериальной вены было бы всегда одинаково открыто 456. и природа не придумала бы средства поочередно то закрывать его, то вновь открывать в нужный момент, то кровь никогда бы не проникла через невидимые и узкие отверстия в артерии во время сокращения грудной клетки. Не все вещества имеют одинаковую способность притягиваться или отталкиваться; если вещество легкое скорее, чем тяжелое, втягивается благодаря расширению органов и выталкивается при их сокращении, то все, что двигается по широкому протоку, легче втягивается и в свою очередь легче выталкивается, чем то, что течет по узкому протоку. При сокращении трудной клетки легочные артерии с венозными оболочками, с силой сжимаемые и оттесняемые изнутри со всех сторон, тотчас же выжимают пневму, содержащуюся в них и в порядке обмена впитывают через эти узкие протоки частички крови, что было бы невозможно, если бы эта кровь могла вернуться через большое отверстие, находящееся у этой вены со стороны сердца. При настоящем положении, когда вена сжата со всех сторон, кровь, находя путь через большое отверстие закрытым, по 457. капелькам проникает в эти артерии через эти узкие отверстия. Какая польза проистекает отсюда для легкого, может быть уже ясно тому, кто помнит, что я говорил по поводу его питания? Если это не так, я вернусь и к этому вопросу, покончив с настоящей беседой.

ГЛАВА XI

Доказав очень большую пользу этих клапанов, еще большую пользу этой, в достаточной степени плотной и твердой вены, питающей самое легкое, теперь следует показать, что полая вена не могла дать начала ни артериальному сосуду, ни подобным перепонкам. Что артериальный сосуд не может возникать из вены, это очевидно для всех. Оболочка вены единая и тонкая, оболочка артерии не едина и не тонка, но она состоит из двух оболочек; внутренняя оболочка в достаточной мере плотная, сжатая и твердая и делится на поперечные волокна; наружная оболочка нежная, тонкая и пористая, как у вены. 458. Поэтому оболочка простая и тонкая, такая, которая покрывает полую вену, не могла дать начало плотной и двойной оболочке. Даже сердце, несмотря на свою плотность, ни в одной из своих точек не дает начала ни артериальному сосуду, ни венозному. Сосуды с простой, мягкой и тонкой оболочкой берут начало от частей в одно и то же время и более мягких, и более тонких; сосуды с двойной оболочкой, плотной и твердой,— от части более плотных. Клапаны той формы и тех размеров, которые ныне находятся у устья артериальной вены, не могли обойтись без содействия сердца. Для своего возникновения они нуждались в надежном месте, которое позволило бы им найти точки опоры, чтобы держаться прямо и непоколебимо и противостоять потокам веществ, текущим назад, тогда, когда грудная клетка, усиленно работая, отводит внутрь и сокращает все легкое целиком благодаря кольцевому сжатию и сдавливает и оттесняет вены. В самом деле, несмотря на то, что их оболочка совершенно плотная и трудно приводится в движение, она все же не настолько неподатлива, что не испытывает на себе влияния многочисленных 459. мышц, сильных и крупных, и стольких костей, лишенных мозга и твердых. Когда вся грудная клетка сильно сокращается, то мышцы и кости сильно воздействуют и давят на легкое, и вены неизбежно сжимаются и сокращаются, не вытесняя, однако, свое содержимое обратно через устье, которое перепонки уже успели закрыть: чем больше грудная клетка благодаря сокращению стремится с силой вытолкнуть кровь, тем плотнее перепонки закрывают отверстие. Поднимаясь изнутри наружу и охватывая все устье кругом, каждая из них имеет столь пригнанные форму и размер, что если они все одновременно вытянуты и выпрямлены, они составляют большую перепонку, загораживающую отверстие. Опрокинутые потоками, идущими изнутри, и наклады-ваясь с этой стороны на оболочку вены, они предоставляют этому потоку свободный проход через отверстие, которое открывается и сильно расширяется. Если, наоборот, поток идет снаружи внутрь, он соединяет друг с другом перепонки, так что они налегают друг на друга 460. и образуют как бы плотно закрытую дверь. У всех отверстий сосудов, выходящих из сердца, находятся клапаны, которые накладываются друг на друга ж так хорошо прилажены, что если они одновременно напрягаются ж выпрямляются, то закупоривают все отверстие. Они имеют общее им всем назначение, состоящее в том, чтобы не допускать возврата веществ, а каждая из них имеет еще особое назначение: одни вытесняют содержимое из сердца, не позволяя ему вернуться; другие вводят его так, чтобы оно не могло выйти из него обратно. Природа не захотела возложить на сердце бесполезную работу, заставляя его отсылать кровь в такую часть, откуда ему было желательнее получать ее, и, наоборот, брать «з часто оттуда, куда следовало ее послать. Всего существует четыре отверстия, по два в каждой полости: одно отверстие, чтобы вводить кровь, а другое — чтобы выводить. Об этом мы скажем несколько далее, когда будем рассматривать все части сердца, их природу, природу клапанов, пх число, их форму, 461. когда мы докажем, что они не должны быть ни более, ни менее многочисленны, ни большего, ни меньшего размера, ни более плотными, ни более тонкими, ни более сильными, ни более слабыми. Пока мы только доказали, что эти клапаны (hymenes) безусловно полезны, и что они не могли развиваться из полой вены, а развились пз сердца, как это и есть в действительности. Если ты объединишь все пои разъяснения, данные здесь и несколько раньше, ты убедишься, что моя цель достигнута. В самом деле, легкое не могло быть лучше питаемо какой либо другой веной, чем артериальной или легочной веной, а полая вена не могла дать начала этим оболочкам и клапанам. Отсюда с очевидностью вытекает, что для легкого лучше всего было получать питание от сердца. Итак, если из этих двух сосудов один с простой оболочкой, вступает в сердце, тогда как другой с двойной оболочкой выходит из него, то необходимо было существование одной общей полости, как бы своего рода резервуара, в котором сходятся оба эти сосуда и 462. откуда при помощи одного всасывается кровь, при помощи другого выбрасывается. Этот резервуар не что иное, как правый сердечный желудочек, созданный, как мы это показали, в интересах легкого. Поэтому животные, лишенные легкого, не имеют двух сердечных полостей, но у этих животных есть только один, управляющий движениями всех артерий. В самом деле, вены берут начало в печени, а артерии выходят из сердца 60, и мы дали тому много доказательств в нашей работе «О догматах Гиппократа и Платона». Все эти доказательства подтверждают друг друга и свидетельствуют о правильности моих утверждений. Пора закончить на этом наше рассуждение о правой полости сердца, отсутствие или присутствие которой «вязано с присутствием или отсутствием легкого у животных всех видов.

ГЛАВА XII

Если кто-либо желает узнать причину незнания врачами и философами числа сердечных полостей, относительно которых они высказывали столь ложные мнения, то он найдет разбор всех этих вопросов в моей работе «О различных 463. несогласиях в вопросах рассечения трупов». Если описание функций должно предшествовать нашему настоящему исследованию, это последнее в свою очередь должно следовать за изучением несогласий по вопросу о рассечениях и после выполнения самих рассечений. Поэтому в этой книге не следует напоминать разногласий, касающихся числа оболочек артерий или вен или чего-либо иного, о чем мы уже или раньше сказали, или скажем потом. Все эти вопросы были нами поставлены и разобраны отдельно с тем, чтобы наша настоящая тема была заключена в свои границы, не касаясь других спорных вопросов. Поэтому во всей этой книге, кладя в основу наших настоящих исследований суждения, высказанные нами в другом месте, мы будем говорить только о назначении каждой из частей, не опровергая здесь, разве только мимо ходом, ошибочные толкования, данные другими авторами, если только это опровержение не окажется в достаточной мере необходимым, чтобы установить некоторые положения, или если сказанное не будет полезным вообще. Так, конечно, и теперь я решил указать на ошибки Асклепиада 464. по вопросу о сосудах легкого и доказать, что никто не может избегнуть закона Адрастеи 61; будь кто хитрецом и даже одарен большим красноречием, он добровольно признается в своей недобросовестности и засвидетельствует истину, и этот свидетель будет тем более достоин доверия, что свидетельствует истину, против воли. Первопричиной всего того, что образуется, как где-то говорит Платон, является цель функции. Итак, если спросят у кого-нибудь, почему он пришел на рыночную площадь, неужели он лучше ответит, если вместо настоящей причины объявит совсем другую? Разве не будет смешно, если вместо того, чтобы сказать, что он пошел на рынок, чтобы купить мебель, раба, встретиться с другом или продать то или другое, он не ответит так, а скажет: это потому, что у меня две ноги, способные свободно двигаться и твердо ступать на землю и что, поочередно опираясь то на одну, то на другую ногу 62, я и отправился на рынок. Он, может быть, и объявил причину, но не настоящую и не главную 458. Его причина — есть причина служебная, одна из причин, без которой ничто не может произойти или, вернее, это — не причина. Вот так Платон правильно рассуждал о сущности причины. Что касается нас, то во избежание словопрений мы признаем, что есть несколько видов причин: первая — самая главная — почему что-либо существует; вторая — благодаря чему оно существует; третья •— от чего оно исходит; четвертая — при помощи чего; пятая —• если хотят, согласно с чем оно происходит. По каждому виду причин относительно всех частей тела мы потребуем от них один ответ, если только они действительно изучали природу. Что касается нас, то если спросят, почему извращено строение легочных сосудов, так как вена являет характерные черты артерии, а артерия — вены, мы ответим, приведя действительную и главную причину, а именно, что для этого органа единственно было лучше, чтобы вена была плотной, а артерия — пористой. Не таков ответ Эрасистрата; вот что он говорит: «вена начинается там, где берут свое начало артерии, которые затем распределяются по всему телу 466. и вливаются в кровеносную полость; артерия в свою очередь развивается там, где начинаются вены и вливаются затем в легочную полость сердца».

ГЛАВА XIII

Асклепиад, опуская две настоящие причины, ту, которая вытекает из предвидения демиурга и которую мы назвали главной, и вторую причину — материальную, подходит к самому ничтожному виду причины, которую диалектически мыслящий человек, думаю, даже не счел бы за причину: все это в лучшем случае показалось бы ему причиной случайной и последующей, как бы фальшивой монетой: так вот Асклепиад надеется, что ему поверят, и считает себя мудрым, не приняв во внимание, как мне кажется, закон Адрастеи, так как никакое другое рассуждение не могло бы лучше изобличить в нелепости эти взгляды, как то, которое Асклепиад воображает столь мудро вымышленным. «В самом деле,— говорит он,—• из всех органов только в одном легком артерии обладают способностью двойного движения: одно, которое они имеют сами по себе, так как они бьются в силу присущей им субстанции; другое — зависящее 467. от акта дыхания и возникающее вследствие постоянного движения легкого. Поэтому они вследствие усиленных трудов делаются более тонкими,, тогда как артерии других частей, выполняя умеренное единое, присущее им движение, благодаря этому остаются большими и сильными. Вены же всего тела,— прибавляет он,—лишенные движения, атрофируются, как неработающий, ленивый раб. А вены легкого, повинузищеся движению органа, становятся плотнее, как люди, занимающиеся умеренными упражнениями». Но, Асклепиад, мудрейший из всех людей! Если бы я пожелал вскрыть также остальные ошибки твоих рассуждений, то это потребовало бы от меня более продолжительного свободного времени. Но ошибок, которые не ускользнули бы от внимания ребенка, а тем более от такого самоуверенного человека,— две. Они вызваны: одна пренебрежением к анатомическим вскрытиям, другая — незнанием принципов логического мышления. Если бы ты был опытен в анатомии, ты легко согласился бы, что артерия отличается от вены не только своей плотностью, но также 468. числом и строением ткани оболочек. Ведь внутренняя оболочка, плотная и твердая, имеющая поперечные волокна, не существует у вен. А ты, который ничуть не беспокоишься о том, чтобы проверить, существует ли она или нет, осмеливаешься хвастаться осведомленностью в таких вопросах, о которых не имеешь точных знаний, ты,, который презираешь учение Герофила об анатомии, осуждаешь Эрасистрата и ни во что не ставишь Гиппократа. Разве ты, действительно, не знаешь, что легочные вены не имеют этой твердой внутренней оболочки.

Или если] это тебе известно, то, может быть, ты думаешь, что когда одна часть атрофируется, то уменьшается не плотность, а число оболочек. В таком случае желудок у людей чрезвычайно худых будет иметь одну только оболочку, а у людей хорошо упитанных, вероятно, четыре. Точно так же, например, глаза будут иметь три оболочки у людей больных сухоткой: эта болезнь особенно ослабляет зрение, четыре — при других заболеваниях, пять — при хорошем состоянии здоровья, может быть, шесть — у людей очень крепкого здоровья, семь — у атлетов 469., еще большее число — у какого-нибудь Милона или Полидаманта. Было бы забавно посмотреть, как при хорошем состоянии здоровья число пальцев увеличивается, а при плохом — уменьшается. В самом деле, это было бы зрелище, достойное мудрости Асклепиада, если бы случилось, что у Терсита было, например, три пальца, у Аякса — семь, у Ахиллеса — еще больше 63, а Орион и Талое имели бы бесконечное множество, больше, я думаю, чем многоножка лапок. О, знаменитый Асклепиад! Человек, который опирается в своих мыслях на порочные принципы, не может же быть смешным во всех отношениях. В самом деле, всем руководит ж все устраивает разум, а не случайное соединение отдельных атомов. Поэтому, если легочные артерии имеют строение вен, а вены — строение артерий, то это потому, что так было лучше. Если сердце имеет две полости у животных, у которых есть легкое, и одну — у тех, у кого его нет, то и это тоже потому, что так лучше. У каждого отверстия имеется клапан для того, чтобы сердце не утомлялось напрасно, и пятая доля — у легкого, чтобы полая вена имела опору; 470. то же самое касается и других частей. Ни для одного из этих фактов ученый Асклепиад не указывает причину их происхождения, потому что он ее не знает. Он указывает ее только для одного единственного случая, счастливо найдя, как ему казалось, неопровержимое соображение. Мы согласны, что ты нашел хорошее объяснение для легочных сосудов. Ну, что же, попытайся найти такое же — для остальных частей животного. Что касается нас, то для всякого явления мы приводим не один только род причин, мы перечисляем их все; прежде всего первую, и самую главную, т. е. ту, которая, относится к категории лучшего; на втором месте ту, которая вытекает из органов и материи, употребленных демиургом для придания наилучшей формы каждому из своих созданий, дав, например, легочным артериям неплотную ткань, а венам — сжатую, по причине, указанной нами выше. Он дал венам начало из артериальных частей сердца, а артериям — из венозных частей, ввиду того что так было лучше. Так как нужно было дать сосудам субстанцию, соответствующую их природе, он соединил артерии с левым желудочком, содержащим пневму, а с другим — вены. Так как было лучше дать им форму, 471. менее доступную для повреждений, он создал их округлыми. Так как следовало их сделать из какой-либо материи при помощи особых средств, то смешав влажное с сухим и сделав из этой смеси массу, поддающуюся формированию, подобно воску, он сделал из нее основу для будущих органов. Соединяя тепло и холод, он употребил их в качестве орудий для обработки материи и благодаря им высушил часть субстанции при помощи тепла, а другую — сделал твердой при помощи холода и из их соединения создал умеренно теплую пневму. Из этой пневмы, раздув и растянув затем материю, он создал полый удлиненный сосуд, наполнив его материей, более обильной, если ему было лучше быть плотным, и менее обильной, если он должен был быть тонким. Вот в этом отрывке приведены все причины, которые касаются цели демиурга, средств, материи и, наконец, формы. А ты, Асклепиад, если хочешь опустить наиболее важные причины, т. е. для чего это сделано и кем 472, то, по крайней мере, укажи другие причины для каждой из частей. Но ты действуешь не так. В самом деле, я полагаю, что нельзя привести убедительных доказательств, касающихся отдельных частей, если самая основа рассуждений порочна. Именно этот основной недостаток я прежде имел в виду, утверждая, что ошибки Асклепиада происходят от незнания принципов умозаключения. Лучше было бы не упоминать ни для одной вещи, причины, в силу которой она возникла, тогда можно было бы подумать, что о них умалчивается умышленно. Но их непонимание доходит до того, что они не понимают, что, излагая только один или два случая, умалчивание о других становится подозрительным. В самом деле, стараясь объяснить смысл существования артерий и легочных вен, приводят не божественный вид причины, как называл ее Платон, а причину, необходимую, опустив все остальные. Но они сами не осмеливаются объяснить, ни почему было необходимо, чтобы сердце было расположено в таком-то месте, ни чтобы одни животные имели две полости, а другие — одну, ни чтобы животные, лишенные легкого, не имели правой полости, ни других аналогичных с ними вопросов, но, найдя здесь какую-нибудь неосновательную, хотя и правдоподобную причину, 473. они вынуждают нас терять время для ее опровержения. В самом деле, если бы Асклепиад, кроме сильного подозрения, которое он навлек на себя, в бессилии объяснить остальные пункты таким же образом, как он удачно сделал это в одном случае, не дошел до такой глупости, чтобы был уличен в полном незнании результатов, полученных благодаря анатомическим вскрытиям, я не стал бы терять времени, стараясь его опровергнуть, но остался бы верным, как я это делал и с самого начала, своему твердо принятому решению оставлять без опровержения все ошибочные утверждения. Но в данный момент, так как некоторые защитники подобных ложных мнений гордятся тем, отчего они должны были бы краснеть, я счел нужным опровергнуть их рассуждения, чтобы еще большее число людей не поддалось обману. Опровержение, как было сказано выше, двоякое, причем одно основано на анатомии, другое — на выводах логики. Совершенно ясно, что мудрый Асклепиад не знал ни того, ни другого, что он не знал, что артерии отличаются от вен не только плотностью, но также числом и твердостью оболочек и расположением волокон.

Равным образом, даже в тех вопросах, которые он удачно разрешил, он обнаружил свое невежество тем, что хранил вынужденное молчание относительно всего остального. Чтобы он окончательно был изобличен, скажем ему вновь нечто из того, что открыто благодаря рассечениям. Он сам признает, что ни один эмбрион не дышит. Я же утверждаю, хотя бы он этого и не говорил, что, если взять новорожденное животное или находящееся еще в материнской утробе и вскрыть его, то увидишь, что легочные артерии имеют строение вен, а вены — артерий. Конечно, все это друг с другом не сходится. Как можно предполагать, что причиной этого изменения сосудов является дыхательное движение, утомительная деятельность артерии или умеренная работа вен, поскольку такое строение наблюдается у эмбрионов до начала дыхательного движения, утомительной деятельности артерии или умеренной работы вен, поскольку такое строение наблюдается у эмбрионов до начала дыхательного процесса? Но относительно эмбрионов мы скажем несколько дальше о том. прекрасном зрелище, которое представляет основание их сердца. Ничего этого Асклепиад не знал, а если он знал, то не смог найти причины, он, который начало всех явлений сводит к атомам и к пустоте. В настоящей книге я хотел немного 475. осмеять его и показать ему, что от меня: не скрылось, каким опытом и по количеству, и по качеству вскрытий он обладает и как он разбирается в следствиях и противоречиях. Я напомню ему еще о грудной клетке и сердце. Может быть, вследствие того, что. головной мозг находится далеко от легкого, он забыл об этом находящемся в постоянном движении органе, но не имеющем тем не менее ни артериальных вен, ни венозных артерий. Но ведь вся грудная клетка приводится в движение значительно сильнее, чем легкое, по словам самого же Асклепиада. Если легкое подобно плавильной воронке — iornax83 а — приводится в движение струей проходящего воздуха, то грудная клетка, кроме этого движения, подвергается еще значительному расширению и сокращению.. Тем не менее она не имеет артериальных вен, равно как и венозных артерий. Я полагаю, что, согласно теории Асклепиада, следовало бы, чтобы одни, испытывающие умеренное движение, сделались бы более плотными, а другие, чрезмерно утомляемые,— более тонкими. Что сказать еще о сердце, которое, несмотря на то, что оно бьется сильнее всех остальных органов, тем не менее имеет вены и артерии, подобные таковым во всех других 476. частях тела животного, как, например, в грудной клетке и головном мозге, как это уже сказано. Итак, все части, как те, которые утомляются чрезвычайно или умеренно, так и те, которые абсолютно бездейственны, все имеют совершенно одинаковые и вены, и артерии,, потому что так лучше. Только в одном легком, тоже потому, что так. лучше, форма их оболочки извращена. Таким образом, во всем наш демиург при устройстве частей преследует одну только цель: выбор лучшего. Но об Асклепиаде сказано, пожалуй, больше, чем следует.

ГЛАВА XIV

Дадим теперь объяснения, являющиеся продолжением того, о чем мы сказали раньше и что мы отложили до сих пор. Из четырех отверстий сердца три имеют по три клапана, и только четвертый — венозная артерия — два клапана. Все начинаются у самых отверстий. Но исходя из этой точки, одни проникают в желудочки сердца, прикрепляясь к ним при помощи мощных 477. связок, другие обращены к наружной стороне в том месте, где прежде всего оба сосуда выходят из сердца. У артериальной вены, питающей, как мы сказали, легкое, имеется три клапана, открывающихся к наружной стороне и называемых теми, кто тщательно занимался вскрытиями, сигмообразными вследствие их формы. У вены полой, подводящей кровь, также имеется три клапана, открывающихся внутрь, но и во много раз превосходящих предыдущие по плотности и величине, В правом желудочке нет такого третьего отверстия. В самом деле, вена, питающая нижние части грудной клетки, и та, которая окружает венцом сердце — так ее и называют венечная, — начинаются за пределами клапанов. В другом желудочке сердца есть отверстие, самое большое из всех, через которое впадает большая артерия, от которой отделяются все остальные артерии живого организма. В ней также есть три сигмообразных клапана, открывающихся кнаружи. Другое отверстие, т. е. отверстие венозной 478. артерии, распределяющейся по всему легкому, имеет два перепончатых эпифиза, открывающихся внутрь, и форму, которую ни один анатом не пытался сравнить с каким-либо известным предметом, как это было сделано для сигмообразных клапанов. Ведь название «трехстворчатые», которые им дали, относится не к форме каждого из них, а к их взаимному устройству. В самом деле, когда они соединены, то с точностью напоминают острия копий. Но это название можно отнести главным образом к трем клапанам, имеющимся в отверстии полой вены. Оно плохо подошло бы к клапанам отверстия венозной артерии, которых всего два. Несколько дальше я скажу, почему это отверстие единственное, имеющее два клапана: природа и в этом случае не проявила небрежности. Я попытаюсь сейчас изложить, что вполне основательно для сосудов, несущих кровь к сердцу, существуют большие и мощные клапаны, а для сосудов, выводящих кровь — менее сильные, а также сказать и об остальных средствах, изобретенных природой для всасывания и выталкивания веществ. Трудно, даже 479. демонстрируя самые части, ясно истолковать подобные явления. Но без наглядности это почти невозможно. Все же следует постараться дать об этих фактах, насколько возможно, ясное представление. Клапаны, открывающиеся внутрь, как мы сказали большие и мощные, своими краями прикреплены внутри сердца и удерживаются крепкими связками. При расширении сердца каждая из этих связок, растягиваемая благодаря этому самому расширению, тянет к себе и, так сказать, опрокидывает клапан на самую массу сердца. Так как все три клапана отклонились по окружности к сердечным -стенкам, отверстия сосудов открываются и сердце легко по широкому проходу всасывает материю, содержащуюся в этих сосудах. Сердце с помощью этого движения втягивает в себя и материю, и самый сосуд, который натянут и увлекается клапанами. В самом деле, невозможно, чтобы клапаны были втягиваемы сердцем, а сосуд, являющийся их продолжением, никак не реагировал бы на это притяжение. Итак, благодаря одному движению, которое 480. делает сердце, сокращаясь, клапаны, притягиваемые связками, свертываются в самой полости сердца, и когда они кругообразно откинулись назад, отверстие открывается и одновременно сосуды втягиваются клапанами в сердце; содержащаяся в них материя беспрепятственно проникает тогда в полости этого желудочка, так как ничто этому не мешает, наоборот, все причины, способные ускорить перемещение материй, содействуют этому процессу. Субстанция, меняющая место, должна быть или притягиваема или выброшена каким-либо телом или подводима. Эти три способа содействуют введению вещества, крови во время расширения сердца. Сердце всасывает эту материю, полости сердечных ушек, находящиеся спереди, проталкивают ее, а сосуды подводят. Начало движения всех этих частей исходит только от одного расширения самого сердца.

ГЛАВА XV

Ушки же, являющиеся волокнистыми и полыми наростами [эпифизами.— В- Т.], находящимися впереди отверстий, обычно неплотные и, следовательно, полые, но, когда сердце расширяется, они напрягаются и сокращаются, как клапаны, и тем самым 481. сжимают материю, которую они проталкивают в сердце. Так как отверстия сосудов находятся за ними я так как они сильно всасываются внутрь сердцем, они подводят материю, проталкиваемую ушками. Само сердце, одаренное всеми видами притяжения, которые можно только вообразить, быстро увлекает в глубину своих полостей вливающуюся материю, хватает ее и, так сказать, вбирает в себя. В самом деле, возьмешь ли ты для сравнения растянутые меха кузнецов, надувающиеся втянутым внутрь воздухом, ты увидишь, что та же сила находится в большей, чем где бы то ни было, степени в сердце, возьмешь ли пламя ламп, впитывающее масло, то увидишь, что и эта способность не чужда сердцу, источнику естественного тепла; или, наконец, камень Геракла в4, притягивающий железо, благодаря сродству •своих свойств с этим металлом. Что может быть более подходящим для освежения сердца, чем воздух? Что более полезное для его питания, чем кровь? Мне кажется, что сердце разорвало бы один из сосудов, воспользовавшись одновременно всеми своими силами притяжения, если бы наш демиург во избежание подобного несчастья не изобрел бы в этом месте прекрасное средство, поместив извне 482. перед тем и другим из отверстий, вводящих материю, специальную полость, как бы склад (tamieion) питательных веществ, чтобы сосуду не грозила опасность быть разорванным, если сердце внезапно с силой потянет, так как узость его прохода не позволяет ему в изобилии доставлять то, чего требует сердце. Наполни воздухом сосуд и начни опорожнять его, втягивая воздух ртом через отверстие,— ты разобьешь его, если употребишь силу. Точно так же сердце, требующее быстрого наполнения своей полости, значительно большей, чем емкость двух сосудов, при сильном всасывании разорвало и разрушило бы их, если бы перед ним не была прилажена наружная полость, такая, какая существует в действительности благодаря двум ушкам. Итак, сердечные ушки не были созданы напрасно, только одно такое название дано им напрасно, так как, по-видимому, они приносят немалую пользу живым существам. В самом деле, чрезвычайно важно, чтобы никакой вред не был нанесен расходящейся по легкому артерии или полой вене. Нет сомнения, что ушки приносят живым существам самую большую пользу. Эти два сосуда, не говоря о других особенностях их строения, 483. имеют тонкие оболочки, один — потому, что он всецело является веной, другой — потому, что было лучше, как мы это доказали, чтобы легочная артерия была венозной. Но тонкий и мягкий сосуд, насколько он более легко сокращается, настолько он более подвержен разрыву при натягивании. Таким образом, два сосуда, подводящие питательные вещества к сердцу, имея тонкие и мягкие оболочки, легко разорвались бы, будучи сильно натянуты при расширении сердца, если бы природа не изобрела никакой помощи, вроде той, которая теперь имеется в виде двух полостей, ушек. Раз они были созданы, то это не только предотвращает всякую опасность для оболочек сосудов, но, кроме того, содействует быстрому наполнению сердца. В самом деле, насколько мягкие оболочки сокращаются быстрее, чем твердые, настолько, конечно, и сердце наполняется быстрее пропорционально этой скорости; но они одни, лишенные смежных полостей, были бы недостаточны, чтобы наполнить его, и в этот момент, будучи растянуты сердцем, они легко могли бы разорваться. Но при посредстве этих полостей 484. они быстро наполняют сердце, прежде чем успеют чрезвычайно натянуться, находя в своей мягкой ткани надежную защиту от повреждений. И этим доказана тебе необходимость, чтобы легочная артерия была венозной. Я полагаю, что по той же причине и оба ушка имеют тонкую и волокнистую оболочку. Эта тонкость много способствует облегчению их сокращения, а прочность их ткани, так как волокнистая ткань наиболее крепкая,— защите от поражений. Их название не обусловлено ни назначением, ни какой-либо функцией, но легким сходством, так как эти тела находятся с той и другой стороны сердца, как уши на голове живых существ. Что касается клапанов, то те, которые принадлежат сосудам, подводящим питательные вещества, должны тем более превосходить по силе и величине те, которые принадлежат сосудам, выводящим их наружу, в той же мере, как и движение при расширении требует больше силы, чем движение при сокращении. В самом деле, сердце должно употребить больше энергии для всасывания при расширении, чем для сжимания при сокращении. Но и эти три клапана, находящиеся у каждого отверстия, — 485. чтобы плотно и быстро закрывать и открывать их, — удивительно созданы природой. Если бы их было только два, то складки этих клапанов (sinus membranorum), будучи слишком большими, не были бы способны ни закрывать, ни открывать отверстия с точностью и быстротой. Если бы их было больше трех, то эти две функции, правда, выполнялись бы более точно и более быстро ввиду малых размеров складок; но в результате этих малых размеров явилась бы более легкая возможность вывертывания и их слабость. Поэтому для того, чтобы отверстия открывались и закрывались одновременно быстро, точно и плотно, было неизбежно, чтобы каждое из них имело три клапана, так как другое число не могло обеспечить все эти условия: ведь число меньше трех имело бы следствием менее точное и более медлительное выполнение функций; при большем же количестве функция протекала бы с меньшей силой. Итак, вполне разумно, что одно только отверстие венозной артерии имеет два перепончатых эпифиза — клапана. Оно одно пользовалось преимуществом неплотной закупорки, так как 486. оно одно преимущественно должно было пропускать из сердца в легкое сажные остатки, которые естественное тепло органа неизбежно содержит в себе и которые не имели другого более короткого выхода. Отсюда, очевидно, с полным основанием было сказано, что клапаны были устроены, чтобы служить одновременно крышкой для отверстий и органами проталкивания. В самом деле, оболочки сосудов, натягиваемые сердцем при помощи клапанов, как мы говорили выше, быстрее сокращаются и с большей легкостью проталкивают, когда сердце всасывает материю. Растяжение же самого сердца, притягивая за их основания клапаны, открывающиеся наружу, вывертывая их к внутренней поверхности сердца и приподнимая их, закрывает отверстия сосудов. Итак, эта способность сердца расширяться — причина многих процессов, как мы доказали это выше, содействующих всасыванию питательных веществ,— служит теперь также для закупорки отверстия артериальной вены и большой артерии. Таким образом, во всех частях сердца 487. проявляются предусмотрительность и высшее искусство.

ГЛАВА XVI

В самом деле, вся левая часть самого тела сердца очень утолщенная и очень плотная, так как она должна служить защитой полости, заключающей в себе пневму; правая часть, напротив, тонкая и мягкая, для того чтобы и та и другая соответствовала содержащимся в них веществам и чтобы сохранилось равновесие сердца. В самом деле, было лучше, чтобы пневма находилась в более плотной оболочке, а тяжесть крови, заключенной в правой полости, уравновешивала массу левой полости. Если бы природа создала полость с толстой оболочкой, и в то же время наполненную кровью, все сердце целиком было бы опрокинуто в эту сторону.

Но теперь, поскольку более тяжелое тело прикрывает более легкую субстанцию, а более легкое тело — субстанцию более тяжелую, то равновесие сердца обусловливается равновесием двух частей. И поэтому, несмотря на то, что никакая связка не прикрепляет его к соседним органам, оно тем не менее всегда, никуда не нагибаясь 488. и не склоняясь, остается висеть в центре плотной оболочки, называемой перикардом, которая, начинаясь широкой полосой у основания сердца, постепенно сужаясь, кончается, как и само сердце, в виде вершины конуса, прикрепленного к грудной кости. Если заботиться о правильности наименования, то название «оболочка» кажется плохо выбранным: это скорее вместилище, защитная ограда сердца. Со всех сторон она отстоит от него на значительном расстоянии. Между ней и сердцем существует достаточный промежуток, чтобы оно могло спокойно расширяться. Предоставить ему еще больше места означало бы посягать на размеры грудной клетки, вынужденной приспособляться к движениям, связанным с вдохом и выдохом. Вот, без сомнения, для тебя новое замечательное творение природы. Этот перикард, как бы его ни называли: оболочкой, перепонкой, вместилищем или как-нибудь иначе—имеет форму именно того органа, который в нем заключен. Он имеет 489. надлежащую величину, чтобы не мешать грудной клетке и не стеснять сердца: первая теряет в своем объеме не больше, чем следует, а сердце не испытывает никаких препятствий при движениях. Но как можно не удивляться этой совершенной соразмерности между плотностью и силой?! Ведь перикарду приходится касаться с одной стороны костей грудной клетки, костей твердых, с другой стороны, легкого, самого мягкого из всех внутренностей. Если бы он был более твердым, чем в действительности, он рисковал бы поранить этот смятый и сжатый им орган; если бы он был мягче, то мог сам быть поврежден костями. Вследствие этого, поскольку он находится среди тел с противоположными свойствами, постольку он обладает субстанцией, средней между крайностями. Ведь поскольку эта субстанция мягче, чем кость, постольку же она тверже легкого. Поэтому близость перикарда от той и другой не причиняет никаких неудобств; его не обеспокоят кости и в свою очередь он не повреждает легкого. Поэтому перикард достоин нашего удивления. Но об искусстве природы с еще большей очевидностью свидетельствуют отверстия сердца, 490. так как деятельность их более энергичная. Ведь почти все функции сердца выполняются при их посредстве. Поэтому вернемся к ним, чтобы уточнить, то, что в наших объяснениях было недостаточно освещено, и добавить то, что было нами не полностью сказано. Сердце, как мы уже раньше говорили и доказали, расширяясь и тем самым увлекая за собой корни клапанов, открывает устья сосудов, подводящих кровь, и закрывает устья сосудов, выводящих ее. Мы также сказали, что более легкие тела легче поддаются всасыванию, что во всех устьях имеется три клапана, что иначе обстоит дело только в отверстии венозной артерии, потому что только оно должно пропускать сгоревшие остатки, передаваемые из сердца в легкое. Может быть, отсюда кто-либо сделает заключение, что через остальные три отверстия сосудов абсолютно ничего не проходит обратно. Но это неверно. В тот момент, когда клапаны закрываются, кровь и пневма 491. неизбежно всасываются сердцем, когда же они сокращаются перед закрытием, они, закрываясь, должны отогнать их обратно. Но даже, если клапаны закрыты, то возможно, что при несколько резком движении сердца проскользнут не только частички пара и воздуха, но и крови. Что касается жесткой артерии (трахеи), мы уже доказали, что невероятно, чтобы в нее не проникло ни одной капли проглоченной жидкости; следует считать, что то же происходит и здесь: если природа сумела воспрепятствовать значительному переливанию, она не могла найти средства, чтобы полностью предупредить возможное ничтожное, просачивание. Мы доказали в другом месте, что «все во всем», как говорил Гиппократ, поэтому артерии заключают в себе жидкую чистую и нежную кровь, а вены — немного парообразного воздуха. И доказали также, что через пищевод воздух (пневма) проникает в желудок во время глотания или вдыхания; что таким образом ни одна из частей, 492. составляющих тело, не является абсолютно однородной и что все участвует во всем, но во всяком случае не в одинаковой степени: так, одни являются частями специальных органов крови или какой-либо другой питательной жидкости, а другие — органов дыхания. Точно так же, когда вскрыта грудная клетка, мы видим, как бьются обе полости сердца, а тем не менее они содержат не в одинаковой степени кровь и пневму: правая полость содержит кровь в гораздо большем количестве, а левая — пневму.

ГЛАВА XVII

Если одновременно поранить несколько главных артерий, то из них течет кровь — в этом согласны почти все. Поэтому те, которые совершенно отрицают существование крови в артериях, как Эрасистрат, все же признают, что артерии сливаются 65 с венами. Затем, хотя они считают, что все существующее было создано природой с большим искусством и что ничего не было сделано напрасно, они не понимают, что тем самым признают, что эти слияния были бесполезны. Одно то, что эти соединения сосудов не имеют цели и не приносят 493. никакой пользы живым существам, само по себе было бы делом неважным. Но более крупной ошибкой, которая может казаться серьезным заблуждением природы, было бы, если бы что-нибудь существующее оказалось не только бесполезным, но и чрезвычайно вредным; и вот это те выводы, к которым они приходят. Сам Эрасистрат старательно поучает нас, что воспаление происходит только благодаря излиянию крови из вен в артерии. Действительно, если воспаление не может произойти иначе, то живые существа не страдали бы ни плевритом, ни безумием, ни воспалением легких, если бы не существовали эти соединения сосудов; не было бы также ни воспаления глаз, ни ангины гортани (kynanche), ни воспаления языка, если бы отсутствовали эти соединения, ни, конечно, воспаления печени, желудка, селезенки и других органов. А что это значит, как не уничтожение большинства тяжелых заболеваний, если не будет этих анастомозов, которых предусмотрительная природа не наделила никакой пользой для живого существа и которые она предназначила быть только причиной возникновения смертельных 494. недугов. В самом деле, не будь анастомозов, не было бы и воспалений при ранениях, не было бы жара при полнокровии, ни воспаления печени, желудка, сердца, ни болезней каких-либо других органов, от которых люди умирают всегда очень скоро. Что же касается взглядов Эрасистрата на артерии, взглядов, противоречащих очевидности и оспаривающих ее, то, так как я выступал против них не раз и не два, а много раз, то я считал лишним вновь возвращаться к ним. Природа создала анастомозы артерий с венами не бесполезно и не напрасно, но для того, чтобы польза от дыхания и пульсации распространилась не только на сердце и артерии, но и на вены. В другом месте нами написано, какой род пользы они приносят. Этих замечаний достаточно для той цели, которую мы себе поставили в этой работе. Мы говорили не так давно о том, что не все части тела должны получать одну и ту же пищу и что это доказывает 495. пользу образования различных сосудов. Ведь, если бы для крови существовал один только вид сосудов, то все части тела питались бы одинаковой пищей. А между тем, что было бы более неразумного и глупого, чем вообразить, например, что печень, наиболее тяжелый и плотный из всех органов, требовала бы для своего питания такой же крови, как и легкое, наиболее легкий и пористый орган? Поэтому природа была совершенно права, создавая в теле живых существ не только артерии, но и вены. Вот почему печень берет питание, можно сказать, почти только из одних вен,— вен очень тонких и пористых, а легкое — из артерий. В самом деле вены, предназначенные для его питания, похожи на артерии, как мы говорили выше. Итак, следует и здесь восторгаться предусмотрительностью природы, создающей двоякого рода сосуды, ближайшие концы которых сливаются вместе, и прежде всего заставляющей полости самого сердца сообщаться между собой, что мы тоже установили в другом месте. В настоящее время 496. мы, в самом деле, не ставили себе задачей доказать, что то или иное существует в теле живых существ, но доказать, почему это существует. Так как знанию факта обязательно предшествует причина этого факта, как говорит и Аристотель, нельзя указать назначения не напомнив предварительно о функциях. Маленькие ямки, особенно заметные ближе к середине перегородки между двумя полостями сердца, были созданы ввиду того сообщения, о котором мы говорили выше в6. Ведь, кроме указанных общих назначений, было лучше, чтобы кровь вен переходила в артерии вполне обработанной, так, чтобы вены были для артерий тем же, чем желудок для вен. Совсем не безрассудно предполагать, что жизненная пневма, если она действительно существует, есть испарение крови, при условии, чтобы кровь была чистой. Мы в другом месте подробнее рассмотрели и это предположение. Для нашей настоящей задачи достаточно указать на полезность того, что артерии содержат чистую и легкую кровь, так как она должна питать жизненную пневму. Все это является важным доказательством, что природа поступила хорошо, создав эти двоякого 497. рода сосуды, а кроме того, что артерии, предназначенные для непрерывного движения, нуждаются в известной силе и в определенной оболочке, что эта последняя не может быть одновременно!! утолщенной, и тонкой; с другой стороны, если бы она была плотной, многие части тела не получили бы надлежащего питания. Итак, природа очень хорошо расположила все это в теле живых существ, в особенности в самом сердце, придумав соединить вены с артериями посредством маленьких отверстий. Таким образом, сосуд, входящий в сердце [полая вена.— В. Т.], имеет больший объем, чем выходящий из него [легочная артерия.— В. Т.], несмотря на то что этот последний получает кровь, уже разжиженную и, следовательно, более расширенную благодаря естественному теплу органа. Но так как большое количество крови проникает в левую полость через середину перегородки и через имеющиеся в ней отверстия, то вполне разумно, что сосуд, проникающий в легкое, менее объемист, чем сосуд, вливающий кровь в сердце. Точно так же^ артерия, приносящая из легкого пневму в сердце, сама значительно меньше большой артерии, от которой берут начало 498. все артерии тела, так как большая артерия забирает часть крови из правого желудочка и так как она должна была быть началом всех артерий тела живых существ. Ввиду того что субстанция (soma) сердца плотная и густая и требует густой пищи, она питается кровью из полой вены, прежде чем проникнуть в сердце. Ведь, войдя в этот орган, она должна была стать теплой и парообразной. В силу этого во всех отношениях разумно, хотя это и кажется странным некоторым людям, что сердце доставляет питательные вещества легкому, а самому себе не доставляет. В самом деле, легкое нуждалось в жидкой и парообразной крови, а сердце в таковой не нуждалось. Сердце, имеющее свое собственное движение, требует прочной, плотной и густой субстанции (soma). Что же касается легкого, приводимого в движение грудной клеткой, то для него было лучше, чтобы оно не было ни плотным, ни тяжелым, но было легким и пористым. Так как каждый орган требует и соответствующей его устройству пищи, разумно, что сердце жаждало густой крови, а легкое — парообразной крови 499. И это — причина того, что сердце не питает само себя, но прежде чем полая вена проникнет в правый желудочек, ветвь, довольно большая, чтобы питать сердце, отделяется от нее, и, обвиваясь с наружной стороны около головки (kephale) этого органа, распределяется по всем его частям. Наряду с этой веной вполне разумно развертывается и ответвляется артерия; это ветвь, выходящая из большой артерии, довольно значительная, чтобы освежать эту самую вену и поддерживать в наружных частях сердца надлежащую степень природного тепла. Ведь, в данном случае одного сосуда, выходящего из легкого и прикрепляющегося к сердцу, было бы недостаточно для охлаждения всего этого органа, столь Плотного и толстого. Если, как мы уже доказали в нашей работе «О естественных способностях», вещества могут немного проникать через самые тела, все они, однако же, не могут продвинуться очень далеко, если им не открыт широкий проход. Вот почему на небольших расстояниях не только в сердце, но и во всем живом существе, 500. были помещены артерий и вены, которые природа никогда не создала бы, если бы она была в состоянии без широкого прохода продвигать вещества так далеко, как требуется.

ГЛАВА XVIII

Итак, артерия и вена охватывают кругом все тело сердца, но не видно, чтобы туда проникал хотя бы какой-нибудь нерв, точно так же, как и в печень, почки и селезенку. Только перикард, сердечная оболочка, как будто бы имеет ветви небольших нервов. Эти последние разделяются и несколько видимых ниточек явно врастают в самое сердце, по меньшей мере у крупных животных. Однако же пока еще не удалось воочию увидеть, как они распределяются в самом сердце, но способ внедрения нервов и их объем совершенно такие же, как и в печени, почках и селезенке. Ведь у этих последних, как мы уже недавно сказали, видимые нервы прикрепляются к оболочкам, но точно так же невозможно видеть, как они разветвляются дальше в самой ткани органов. В предыдущей книгемы достаточно подробно говорили о распределении нервов 501. во всех органах, так что после внимательного ее прочтения окажется лишним еще раз выслушивать, почему сердцу, имеющему самостоятельное движение, требуется очень небольшое количество нервов; ведь, если мышцы —органы физической функции (physikes) — нуждаются все в крупных нервах, то сердце, которому не поручена ни одна подобная функция, нуждается в нервах, подобных нервам вышеперечисленных органов, а также легкого. Вообще все эти органы получили нервы, чтобы не быть лишенными всякой чувствительности и не уподобиться растениям. Печень и сердце специально снабжены одним нервом, так как они являются началамиопределенных способностей: печень — способностей души вожделеющей, а сердце — способностей души деятельной. Я говорил в своих комментариях «О догматах Гиппократа и Платона», что необходимо, чтобы начала эти взаимно повиновались друг другу согласовались между собой и объединялись какой-нибудь общей связью.

ГЛАВА XIX

Так как у крупных животных у основания сердца находится кость, то хорошо было бы 502. не обойти вниманием ее назначение. То, на которое указывает Аристотель, может быть разумно. Он говорит, что эта кость служит поддержкой и как бы основанием сердца и потому она присутствует у крупных животных. Совершенно очевидно, что большое сердце, подвешенное в просторной грудной клетке, естественно нуждалось в такой части. Но было бы правильным сказать, что природа везде прикрепляет начала связок к хрящу или к хрящевидной кости. Она не должна была обойти своей заботой ни сердечные связки, так как клапаны, расположенные около отверстий сосудов, принадлежат к этой категории, ни оболочки артерий, субстанция которых похожа на субстанцию связок. Напротив, она прикрепила все их сначала к этой хрящевидной кости, как мы показали это в «Руководстве к вскрытиям». Следовательно, у крупных животных существует хрящевидная кость, а у очень мелких волокнисто-хрящевое тело. Итак, каждое сердце, у всех живых существ в одном и том же месте имеет твердую 503. субстанцию, созданную ради одних и тех же назначений. Нет ничего удивительного в том, что наиболее крупное сердце нуждается в таком более твердом веществе. В самом деле, чтобы более прочно прикрепить начала связок и укрепить самое сердце в том случае, если оно большое, наиболее твердое вещество является самым подходящим для большого сердца.

ГЛАВА XX

Таковы части сердца у сформировавшихся живых существ. У тех же,. которые находятся еще в материнской утробе, можно наблюдать некоторые анастомозы сердечных сосудов. Выше я обещал коснуться их, но пока еще ничего не сказал о них, полагая, что сперва следует закончить то, что я собирался сказать о сформировавшихся существах. Выполнив это, следует выполнить и обещание, начав с этого нашу беседу. Мы доказали, что легкое обладает венозными артериями и артериальными венами, как для того, чтобы питаться подходящей пищей, так и для того, чтобы иметь легко сокращающиеся артерии и 504. трудно сокращающиеся вены. По поводу клапанов, находящихся у каждого отверстия сердца, было указано, что те, которые открываются изнутри кнаружи, имеют целью предотвратить возвращение питательных веществ, а те, которые обращены снаружи во внутрь, созданы не только для этого назначения, но также для того, чтобы быть органами продвижения. Все эти мероприятия, так хорошо приспособленные к сформировавшимся созданиям, казалось, мало подходят к тем, кто еще находится в утробе матери. И вот наши противники, считающие, что природа ни в чем не проявила искусства, хватаются именно за эту подробность и используют ее как оружие, с помощью которого они надеются опровергнуть полностью наши взгляды. Они говорят, что в эмбриональном состоянии пневма направляется не из легкого в сердце, но из сердца в легкое. В самом деле, так как это-живое существо еще не дышит ртом, а пищей и воздухом его снабжает матка посредством пупочных сосудов, то вероятно, что пневма идет не из сердца в главную артерию — аорту, находящуюся у позвоночника, но из этой артерии в сердце, и что он отсюда передается в легкое, 505. а не из легкого в сердце. Ведь, говорят они, если перепончатый клапан, находящийся около отверстия большой артерии, расположен таким образом, что ничто или почти ничто не проходит через него обратно в сердце и что также, с другой стороны, через отверстие венозной артерии из сердца в легкое проникает лишь очень мало материи, то ясно, что ни сердце, ни легкое не получат воздуха. Они также полагают, что то, что говорится о сосудах легкого, не что иное, как болтовня и ложь. Они говорят, что эти сосуды имеют одинаковое строение, безразлично, находятся ли живые существа еще в утробе или уже родились на свет, хотя в первом случае они еще не дышат ртом. Они добавляют, что рассуждение, объясняющее полезность замены, происшедшей в этих сосудах, основывалось на том, что живые существа уже дышали ртом. Отсюда, по их мнению, вытекает, что природа не проявила предусмотрительности при создании живых существ и что наши утверждения по этому поводу, хотя и правдоподобны, но не обоснованы. Этих людей, нападающих на нас и на природу, следует отчасти простить, отчасти порицать. Простить их за то, что они не хитрят, 506. не ошибаются в рассуждениях, поскольку это только рассуждение, как это часто с ними случается. Порицать за их безразличное отношение к анатомии, так как незнание этой науки придает им смелость выдвигать подобные чрезвычайно ошибочные мнения. Они поступают так же, как человек, который, считая своих ослов, забывал того, на котором он сидел и обвинял своих соседей в краже, или как тот, который требовал то, что держал в руке. Присутствуя однажды при таком зрелище, я много смеялся, видя человека, полного тревоги. Он производил беспорядок и ставил весь дом вверх дном, ища золотые монеты, которые он сам держал в другой руке, завернутые в кусок папируса. Слыша такие преувеличенные крики, человек спокойный, по моему мнению, не теряя лишних слов, указал бы одному на осла, на котором тот сидел, а другого заставил бы правой рукой дотронуться до левой. Я думаю, что поступлю также по отношению к моим противникам: если у них есть глаза, я им покажу ветвь большой 507. артерии и отверстие полой вены, идущей к легкому у находящихся еще в утробе. Если они слепые, я вложу им в руки и заставлю их осязать сосуды. Ведь они далеко не маленькие и расположены не случайно; и тот, и другой очень широки и представляют изнутри значительный канал, существование которого, может быть, засвидетельствовано не только тем, у кого есть глаза, но и тем, кто обладает чувством осязания, если только они захотят заняться вскрытием. Конечно, уже эти болтуны больше, чем природа, заслуживают порицания за леность. В самом деле, дрирода не проявила ни лени, ни непредусмотрительности. Она заранее уже рассудила, что легкое зародыша, легкое, еще заключенное в утробе, начинающее формироваться, неподвижное, не требует топ же структуры, как законченное легкое, одаренное движением. Поэтому она слила большой, плотный и крепкий сосуд с большой артерией, а сосуд слабый, тонкий и пористый — с полой веной. Но эти .люди — совершенные невежды, равнодушны к истории творений природы. Ведь стоит только увидеть 508. эти создания природы, чтобы тотчас прийти в восхищение от проявленного искусства. Кто, в самом деле, познакомившись с их рассуждениями, направленными против природы, и видя, какие нелепости предотвращены незначительным, изобретенным природой, способом, не будет восторгаться ее мастерством? Эти кричат, что легкому наносится большой вред, как в том случае, если еще в утробе оно дышит так же, как при вполне развившемся состоянии, так и в том случае, если, будучи совершенно законченным, оно дышит как в утробе. Ведь легкому, которое дышит и способно двигаться, говорят они, нужна другая организация, чем легкому, находящемуся в состоянии покоя. Но природа без шума и крика, одними своими делами доказывает свон> справедливость. Мы знаем, что ею восхищаются, даже когда об этом только рассказывают; но восторг бывает меньше, когда только слышишь, но не видишь. Поэтому следует эти и другие факты, о которых только рассказывают, исследовать воочию.

ГЛАВА XXI

Итак, природа организовала части легкого одинаково справедливо, как в плоде, 509. так и в дышащем живом существе. Я скажу также, каким образом она с равным мастерством установила равновесие частей сердца. В самом деле, сливая большую артерию с толстым и плотным сосудом легкого, а полую вену — с тонким и пористым сосудом, она, как мы уже сказали, дала легкому необходимую долю двух субстанций [кровь и пневма.— В. Т.] и тем не менее она все же освободила сердце от его зависимости по отношению к легкому. Поэтому не приходится больше удивляться, если, не направляя в легкое ни крови, ни пневмы и не снабжая ими артерии всего живого организма, как у закончивших развитие живых существ, сердце плода требует для своего собственного существования лишь очень незначительное количество пневмы. И эту пневму, как я полагаю, оно могло получать из большой артерии, так как перепончатые клапаны, как мы указали раньше, были изобретены не для того, чтобы абсолютно ничего не проникало в сердце, но чтобы вещество вливалось в него-ни в слишком большом количестве, ни слишком быстро. Сердце могло получать даже из легкого кровь, смешанную с пневмой 510. через отверстие, в которое единственно, как мы указывали, врастают только два клапана, открывающиеся внутрь. В самом деле, этот сосуд у внутриутробного плода получает кровь из полой вены через соустье значительных размеров в7.

Перед тем мы доказали, что у вполне развитых животных кровь течет из органов, являющихся у них органами кровеносными, а у плода — дыхательными органами через многочисленные отверстия (anastomosis) столь мелкие, что они ускользают от глаза; но у тех, которые находятся во чреве, кровь легче захватывает пневму. Вот и это явление у эмбрионов надо прибавить как немаловажное доказательство того, что оба вида сосудов сливаются и что вены содержат также частички пневмы. В самом деле, когда живое существо еще не родилось и ты вскроешь живот, а затем матку матери, следуя указанному в «Руководстве к вскрытиям» методу, и перевяжешь пупочные артерии, то все сосуды перестанут пульсировать, тогда как артерии зародыша 511. будут еще биться. Но если ты перевяжешь и пупочные вены, артерии эмбриона перестанут пульсировать. Это свидетельствует о том, что сила, заставляющая артерии ворсистой околоплодной оболочки биться, исходит от сердца плода и что благодаря слиянию с венами в артериях имеется пневма, при помощи которой естественное тепло может сохраняться в течение некоторого времени. Поэтому возможно, что по отношению к сердцу сосуд, содержащий кровь, сохраняет природное тепло левой полости, тепло, которое, как мы доказали, обусловливает у живых существ дыхание и пульс. Все это ясно доказывает, что природа устроила все весьма предусмотрительно, что истина всегда согласуется сама с собой и что утверждения Эрасистрата о совершенном отсутствии смешения материй не согласуются ни с фактами, ни сами с собой. Ведь из только что сказанного следует, что, во-первых, артерии не потому наполняются пневмой 512., истекающей из сердца, что они от этого расширяются, во-вторых, при каждом расширении сердца они нечто извлекают и из вен, в-третьих, у зародышей необходимо, так как венозная артерия получает кровь от полой вены, чтобы кровь, разумеется в момент расширения сердца, всасывалась им не в малом количестве в левый жулудочек, причем эпифиз клапанов не мешал ей в этом: ведь ясно, что эти клапаны созданы для движения извне во внутрь. Таким образом, очевидно, что не только у вполне сложившихся людей, но и у зародышей сердце сообщает артериям их движущую силу, которая не раздувает и не наполняет их, как какие-то кожаные мехи. Ведь и в другом месте доказано, что у артерии происходит расширение не потому, что они наполняются, напротив, они наполняются потому, что расширяются. Полагаю, что и из того, что сказано, ясно, что это так. Если артерии расширяются подобно мехам не потому, что наполняются, но наполняются потому, что они раздуваются подобно кузнечным мехам, они обязательно должны всосать некоторые частички из вен, потому что анастомозы между венами и артериями допускаются даже самим 513. Эрасистратом. То, что я здесь говорю и что является, на мой взгляд, фактом, очевидным для всех, я доказал в другом месте. Поэтому бесполезно дольше распространяться об этом, но, полагая, что анастомозы сердечных сосудов, о которых мы сказали раньше, были созданы для перечисленных выше назначений, мы найдем немалые подтверждения этому в данных нами в другом месте объяснениях. Если назначения многих частей были необъяснимы для Эрасистрата, то так случилось, думаю я, и с этими. В самом деле, независимо от того, существуют ли эти анастомозы или нет, ему трудно дать в этом отчет, ведь, если они существуют, то вещества неизбежно смешиваются в правом желудочке сердца, если они не существуют, то трудно объяснить, каким путем сердце будет получать пневму и в особенности, каким наиболее справедливым образом можно было бы подчинить легкое одному и тому же режиму у взрослых и у плода. Но по справедливости, ни эта часть тела, ни остальные не представляют неразрешимых проблем. Все ясно, легко объяснимо, согласовано, если 514. при исследовании функций с самого начала не исходить из ложного принципа. Но подробное изложение этого вопроса будет более уместно в другом месте. Природа, которая с возрастом высушивает и превращает вену как бы в тетиву, идущую от пупа к печени и артерии, направляющиеся к позвоночнику; она заставляет таким же образом исчезнуть у родившихся живых существ вышеназванные анастомозы сердечных сосудов. И это, как мне кажется, достойно наибольшего удивления. Природа даже не терпит существования этих частей, лишенных всякого назначения для созданий, не находящихся более в утробе. Природа, наделяющая более сложной частью эмбрионы, чем взрослых, мне кажется более величественной тогда, когда созданное ею она сама уничтожает, когда оно становится бесполезным. Впрочем, части, различающиеся у плода и у взрослых, будут описаны нами при рассмотрении назначения частей, находящихся в матке, а именно после того, как мы закончим настоящее изложение. Мы бы здесь даже не упомянули об этом, если бы не подверглись нападкам наши объяснения, 515. касающиеся клапанов сердца и изменения легочных сосудов. Возвращаясь к нашему вопросу, я закончу его объяснение. Мне кажется, что мне ничего не остается дополнить по отношению к сердцу. Но легкое и грудная клетка требуют еще многого. Мы сделаем это в следующей книге, добавив, что касается легкого, объяснения, относящиеся к гортани, расположенной у верхнего края трахеи.