24 июня, 2019 г. 12:17

Книга восьмая. О голове, мозге и органах чувств

ГЛАВА I

609. Так как после всего сказанного следует рассмотреть все части шеи и головы, то прежде чем приступить к описанию каждой: из них в отдельности, полезно изучить, с какой целью эти члены были созданы, особенно если принять во внимание, что у многих животных нет или обоих членов,, или только одной головы. Лангусты, раки, морские раки, крабы не имеют ни того, ни другого; все 610. рыбы имеют голову, но не имеют шеи. Что касается образования шеи, то его нетрудно понять. Шея всегда исчезает вместе с легким. Поэтому у всех рыб нет шеи, ибо у них отсутствует легкое. Напротив, животные, обладающие легким, все без исключения имеют шею. Если это так, то, рассматривая взаимосвязь частей шеи с легким, независимо' от того, касается ли эта связь одной части или нескольких, мы пришли бы к выводу о необходимости всей шеи целиком. Но в ней есть части, не имеющие абсолютно никакого сродства с тканькм легкого; это находящиеся сзади позвонки и содержащийся в них спинной мозг, некоторые связки и сухожилия, и вообще во всей шее многочисленные мышцы, нервы, железы и канал желудка, называемый пищеводом. Есть и другие^ части, свойственные легкому, как, например, артерии и вены, но так как легкое получает их от сердца, то зачем нужна ему еще шея? Остается система трахеи, общая и легкому, и шее-611. Так как три сосуда составляют основу легкого—вена, гладкая артерия и трахея, два первых оо-щи всему телу, так что не найти ни одной области, где не встретились бы та и другая. Что касается системы трахеи, то она существует только в шее и в легком. Являясь единственной в шее, эта очень большая артерия делится в легком, разветвляясь на очень много артерий (бронхов). Вот почему все живые существа, имеющие легкое, вдыхают воздух в это легкое через эту трахею и через нее же выдыхают его. Выдыхание воздуха — материальная причина голоса, как мы это доказали, производится трахеей. Без нее голос не может возникнуть, а первый, и самый важный голосовой орган, называемый гортанью, составляет верхнюю часть трахеи. Ее называют еще глоткой (pharynx) одноименно с органом, находящимся перед гортанью (larynx); отсюда вытекает, что голос отсутствует у всех живых-существ, лишенных шеи. Вот каким образом с легким связана глотка, столь полезная для живых существ. И ради нее была создана шея. В самом деле, так как легкое заключено в грудной клетке, 612. а трахея выходит из легкого и неизбежно заканчивается в полости рта, то все части, расположенные между концом грудной клетки и началом полости рта, были созданы ради этой трахеи. Так как грудная клетка и полость рта разделены и удалены друг от друга, то все промежуточное пространство послужило местом прохождения как для всего, что идет сверху вниз, так и для идущего снизу вверх. Нисходящие органы — это нервы, пищевод, мышцы, спинной мозг, а восходящие — вены, артерии, самая гортань. Для защиты спинного мозга служат окружающие его позвонки. Железы наполняют промежутки между сосудами; кроме того, перепонки и связки защищают и одновременно связывают упомянутые выше части, а кожа прикрывает их все, как одна общая оболочка. Такова шея, созданная, как мы только что показали, для гортани, органа голоса и дыхания. Природа, умеющая использовать часть тела, специально, созданную для определенной цели, также для других несходных функций, наградила 613. многих животных шеей, которая должна выполнять у них функции руки. Вот почему те, которые хватают свою пищу с земли прямо ртом, имеют шею, столь же длинную, как и ноги. Но человек и ему подобные живые существа имеют шею, созданную ради глотки, а эту глотку— ради голоса и дыхания, так что величина ее такова, какая была необходима глотке (pharynx) для выполнения указанных функций. Кроме того, следовало, чтобы области лопатки, плеча, предплечья и кисти получали нервы из шейных позвонков. Несколько далее мы укажем, что так же обстоит дело с диафрагмой. Для создания этих нервов следовало поместить в промежутке между головой и грудной клеткой еще позвонки, из которых и состоит шея. Так как рыбы не имеют трахеи, то у них нет и названных выше частей. Поэтому следует сказать, что шея у них или совсем отсутствует, или очень короткая, состоящая только из двух 614. первых позвонков. Итак, если у этих существ шея очень короткая или ее совсем нет, то она очень длинная у животных, которым она служит вместо рук, и средних размеров у тех, у которых, созданная ради голоса, она затем была создана еще и для того, чтобы дать возможность возникнуть нервам, предназначенным для передних органов 91. Среди этих живых существ находится и человек, описать строение которого является нашей настоящей целью. Итак, мы уже достаточно подробно разобрали вопрос о назначении шеи.

ГЛАВА II

Многим казалось, что голова была создана ради мозга и что, следовательно, она содержит в себе все органы чувств, как бы в качестве служителей и телохранителей великого царя. Но крабы и другие ракообразные (mala-costracoi) не имеют головы; часть, управляющая их чувствами и произвольными движениями, безусловно, находится в грудной клетке, в том месте, где у них сосредоточены все органы чувств. Итак, то, чем у нас является мозг, заменяется 615. у этих животных той частью, к которой относятся движения и ощущения. Или если началом всего этого является не мозг, а сердце, то у безголовых органы чувств с полным основанием были помещены в грудной клетке, так как таким образом они направляются к расположенному около них сердцу. Наоборот, неправильно, что у других они связаны с мозгом; люди, разделяющие этот взгляд, должны считать голову тем более лишней, что они не сумели бы ни указать назначение мозга, ни расположить вокруг него органы чувств. Ведь думать, что мозг, имея в виду естественную теплоту сердца, был создан для охлаждения и восстановления умеренной температуры, совершенно бессмысленно. При таком предположении природа, вместо того чтобы помещать его так далеко от сердца, или сделала бы из него оболочку для сердца, как она сделала это из легкого, или, по крайней мере, поместила бы его в грудной клетке, но не прикрепила бы к головному мозгу начала всех органов чувств. Если бы даже она допустила столь большую небрежность, удалив его от сердца, то ей во всяком случае не было никакой необходимости соединять с ним чувства. Но она не разъединила бы эти два органа двумя столь толстыми и прочными 616. покрышками, одев черепом первый из них и грудной клеткой — второй. Если бы она даже пренебрегла и этими условиями, она, конечно, не поместила бы шеи между этими двумя органами, шеи столь длинной у животных с наиболее теплой кровью, получивших свое название от своих острых зубов 92, шеи, еще более длинной у птиц, так что у них головной мозг столь же удален от сердца, как и ноги. По-моему, это учение того же порядка, как если бы сказать, что пяточная кость была создана ради сердца. Да не подумают, что я шучу, говоря так. Внимательное исследование покажет тебе, что охлаждение скорее доходит до сердца от пяточной кости, чем от головного мозга. Если сердце и пятка кажутся довольно отдаленными друг от друга по меньшей мере у человека, то не у всех животных дело обстоит точно так же. Они также не разъединены двойной костной покрышкой, как плотными стенками. В самом деле, грудная клетка не имеет костей только в нижних частях; здесь находится перепончатое и мышечное тело, называемое диафрагмой, хорошо приспособленное для передачи охлаждения. И, конечно, ты найдешь, 617. что пяточная кость много холоднее, чем головной мозг. Ведь за отсутствием другой причины непрерывность движения способна согреть головной мозг, если уже не говорить о большом количестве и о крупных размерах находящихся там вен и артерий, превосходящих по своей теплоте остальные сосуды любых других частей тела. Кроме того, он покрыт двумя мозговыми оболочками, затем очень твердой, очень плотной и толстой костью, так как таковая кость находится у основания и именно через эту кость, а не через крыши должно пробить себе путь к сердцу охлаждающее действие. Все это, безусловно, увеличит тепло головного мозга и сделает путь для охлаждения к сердцу очень трудным и даже совершенно невозможным. Кроме того, зачем надо приготовлять в головном мозгу охлаждение для сердца при наличии дыхания, действие которого так постоянно и непрерывно. Пока оно действует на живое существо, оно может охлаждать сердце двояко: при вдыхании, вводя струю свежего воздуха, а при выдохе, увлекая сгоревшие части. Если только не представить себе, что воздух 618. теплее головного мозга и что вследствие этого сердце, менее охлажденное, чем следует, нуждается в помощи головного мозга как более холодного. Но таков взгляд люден, пытающихся пустыми словами победить истину или не считающихся с фактами. Ведь при всяких обстоятельствах мы находим, что головной мозг гораздо теплее воздуха, приложим ли мы руки к пролому в черепе или в виде опыта возьмем какое-нибудь животное и, сняв у него часть черепа и надрезав мозговые оболочки, прикоснемся к мозгу. Более того, всякий знает, что в случае пролома мы прилагаем наибольшие усилия к тому, чтобы извлечь кости из головы, чтобы мозг не охладился. Его охлаждение — случай, наиболее опасный для раненого. А между тем, если бы воздух был теплее головного мозга, он не охладил бы его. Но в действительности даже летом он легко охлаждается и требует немедленного согревания, не только потому, что он сам не является холодным телом, но и потому, что он болезненно переносит прикосновение к холодной субстанции. Может быть, скажут, зло происходит не 619. от головного мозга, а от охлаждающихся оболочек, особенно тонкой оболочки, в которой находятся наиболее многочисленные вены и артерии и которая беспрестанно пульсирует на всем своем протяжении, что не может иметь места без наличия тепла, доходящего до кипения. А вы, почтеннейшие, утверждая, что тонкая оболочка теплая, дерзаете заявлять, что головной мозг холодный, тогда как она со всех сторон проникает в ткань мозга, так что нельзя найти ни одной части мозга, которая не имела бы ее! Или, может быть, вам не известен этот факт и вы полагаете, что мозг только окружен ею, а не пронизан и оплетен ею во всех направлениях? Даже в том случае, если бы она только окружала головной мозг, он не мог бы охлаждать сердце, от которого он так удален и разделен двойной костной преградой. И разве он не должен согреваться оболочкой, с которой находится в постоянном соприкосновении, если только не допустить, что холодная часть может охладить даже отдаленные области, а теплая не может согреть даже соседние? Ведь таковы, безусловно, вздорные доказательства тех, кто меньше заботиться об истине и больше беспокоится о том, чтобы защищать свои собственные 620. взгляды, и кто не только не полагается на1 чувства и логическую последовательность, но не стыдится бороться с ними.

ГЛАВА III

Х1то эти толкования были приняты кое-кем, этому удивляться нечего, но :кто не преисполнится высшего удивления, если их поддерживает Аристотель, философ, не пренебрегший изучением явлений, раскрываемых анатомией, признающий их полезность, который сам говорит, что среди проблем одни требуют решения, другие — разъяснения, третьи — подтверждения чувствами? 93 А затем оказывается, что он не верит больше явлениям, подтверждаемым чувствами, и забывает свои собственные слова. В самом деле, осязание всегда говорит о том, что головной мозг теплее окружающего воздуха. И вот Аристотель полагает, что он был создан для охлаждения сердца, но он забывает, что сам же заявлял, что это охлаждение — результат дыхания. Он достоин похвал за то, что, согласно Гиппократу и вместе с тем истине, доказал пользу дыхания. Но он не прав, забывая, что в другом месте сам сказал, 621. что воздух по природе теплый. Или, если его можно оправдать за то, что он забыл свои ошибочные утверждения, то нельзя оправдать за то, что он думает, будто сердце недостаточно охлаждается одним воздухом, и что ему необходим еще орган, далеко не столь холодный, как воздух, и который, даже если бы он был холоднее этого воздуха, не смог бы ввиду своей отдаленности, количества и плотности промежуточных тел передать холод сердцу? Но во имя богов, если воздух через легкое проникает до самого сердца, или не сам воздух, то по меньшей мере его свойство и видя, что это происходит постоянно, без перерыва, как можно вообразить, будто для того, чтобы умерить его тепло, ему необходим еще помощник? Если же ему нужна помощь, то лучше было бы утверждать, что охлаждение дает ему легкое, приписывая это или его мягкой субстанции, как это делает Платон, или его холодной природе. Ведь ничто не мешает отваживаться на подобные утверждения, поскольку вообще решились пренебрегать свидетельством органов чувств 622. [Итак, если, полагаясь только на осязание, можно доказать, что легкое теплое, и если следует допустить также на основании осязания, что и сердце также теплое] м, как можно не поверить, что головной мозг теплее воздуха, так как охлаждение его до температуры воздуха равносильно смерти. Как может головной мозг охлаждать сердце, и разве не скорее сердце способно согревать мозг, находящийся над ним*, так как всякое тепло стремится подниматься? И почему головной мозг посылает .к сердцу незаметный нерв, тогда как все органы чувств берут от мозга большое количество его вещества? Ведь нельзя было бы сказать и того, что головной мозг, будучи предназначен для охлаждения сердца, является полезным органам чувств для чего-либо иного. В самом деле, орган, •созданный для охлаждения сердца, должен обязательно, будучи источником холода, передавать его всем соседним телам. Таким образом, из всех органов один только мозг являл бы собой чудо, если бы он мог через многочисленные промежуточные тела охлаждать очень отдаленные части и более теплые, чем он сам, и если бы он не мог оказывать того же действия на тела 623. очень близкие и менее теплые, с которыми он соприкасается. Но, говорит Аристотель, не все органы чувств доходят до головного мозга. Что это за речи, о Аристотель! Я стыжусь даже сегодня, вспоминая эти слова. Разве в каждое ухо не входит слуховой нерв с самыми оболочками? Разве не спускается к каждой стороне носа часть головного мозга, значительно более важная, чем та, которая направляется к ушам? Разве каждый глаз не получает нерв мягкий и нерв твердый, из которых один прикрепляется к задней стенке, другой — к двигательным мышцам? Разве не доходят до языка четыре нерва, два мягких, проникающих через небо, и два твердых, спускающихся вдоль каждого уха? Итак, все органы чувств связаны с головным мозгом, если следует верить зрению и осязанию. Нужно ли мне говорить о других частях, входящих в состав мозга. Нужно ли доказывать, какую пользу приносят мозговые (chorioeides) ■оболочки, сетчатое сплетение, шишковидная (conarion) железка, воронкообразное (myelos; pelvis) продолжение полости третьего мозгового желудочка, воронка, лира, червеобразное 624. возвышение, множество желудочков, отверстия, посредством которых они сообщаются друг с другом, разнообразие очертаний, две мозговых оболочки, апофизы, идущие к спинному мозгу, корешки нервов, которые не только входят в органы чувств, но и идут к горлу, гортани, пищеводу, желудку, ко всем внутренним органам, кишкам, ко всем частям лица? Аристотель не пытался объяснить назначение ни одной из этих частей, так же как и нервов сердца; а ведь головной мозг — начало всех этих нервов. Если бы он был предназначен только для охлаждения, он должен был представлять собой бездейственную и бесформенную губку, не имеющую никакого искусного строения; а сердце, если оно не является началом ни артерий, ни природного тепла, не только не имело бы сложных очертаний, но не должно было бы и существовать как начало. Эти прекрасные цели, отмеченные в обоих органах наивысшей мудростью, подтверждаются главным образом тем обстоятельством, что последователи Аристотеля не только не допускают, что головной мозг является началом нервов, а сердце — началом артерий, 625. но и заявляют, что один из двух органов лишен всякой целесообразности. Одни говорят об этом громко, как Филотим, другие ходят кругом да около, как сам Аристотель. В самом деле, признавая за головным мозгом только одно свойство, которого он абсолютно лишен, и полагая, что головной мозг не имеет никакого другого назначения, он тем самым присуждает его к полной бездеятельности, хотя и не решается открыто признаться в этом. Но теперь не место говорить о функциях. То, что мы сказали в начале всей этой работы, становится совершенно ясным, а именно, что невозможно обстоятельно описать назначение какой-либо одной части, не зная функций всего органа.

ГЛАВА IV

Итак, для настоящих объяснений мы вновь воспользуемся нашими доказательствами приведенными в другом месте. Мы доказали в нашей работе «О догматах Гиппократа и Платона», что головной мозг есть начало всех нервов, всякого ощущения и произвольного движения и что началом всех артерий и природного тепла является сердце. Опираясь на эти данные, которые будут лежать в основе нашего изложения, мы опишем 626. назначение частей головы и прежде всего самой головы в ее целом. Вот вопрос, который мы поставили себе целью обсудить с самого начала этой книги и разбор которого, как мне кажется, мы достаточно продвинули вперед, чтобы признать, что голова была создана не для головного мозга, даже если считать мозг началом ощущения и произвольного движения, и что невозможно не погрешить во всем этом рассуждении и не попасть в затруднительное положение при отыскании назначения каждой части, если, лишив головной мозг того, что составляет начало вышеназванных функций, допустить, что за точку отправления следует принять отыскание цели существования головы. Ведь крабы, все семейство раковых, а также киты и многие другие подобные животные или совсем лишены головы, или имеют только один зачаток. Тем не менее у всех этих животных все органы чувств находятся в груди, а следовательно, и начало всех этих чувств помещается там же. Это начало не следует называть подобием головного мозга, как это 627. иногда делает Аристотель, введенный в заблуждение наименованиями, даваемыми не по самой сути дела, а по случайным обстоятельствам. Это относится к термину (enkephalos —«содержащийся в голове»). В самом деле, название это он получил от занимаемого им положения. Платон, желая охарактеризовать его вещество и считая себя правым, называет его myelos — «питательное вещество». Но если это так, то следует еще кое-что прибавить к этому названию. Ведь существует один мозг в позвоночнике, другой — в каждой из костей, но эти разновидности мозга не являются началом всякого ощущения и движения. Поэтому многие называют его головным мозгом, подобно тому, как говорят спинной мозг, другие, не называя его головным мозгом, называют его просто мозгом. Но и согласно последним, это — смысл слова, а не его название, которое характеризует эту часть; таким образом, то, что высказано нами с самого начала, остается непреложным, а именно, что головной мозг не имеет подооного глазам, ушам, языку, легкому и почти всем другим частям специального названия, определяющего его сущность. О перечисленных выше частях можно сказать, что орган зрения называется 628. глазом, орган слуха — ухом, то же — и по отношению к каждой из других частей. Но мы не можем сказать, как называется орган, являющийся началом ощущения и движения. Его нельзя назвать просто мозгом (myelos), потому что не всякий мозг обладает качествами, свойственными ему. Его нельзя назвать просто enkephalos — («содержащийся в голове»),, так как у животных, не имеющих головы, по-видимому, не существует головного мозга; все же из-за этого не следует называть его подобием головного мозга, остерегаясь такого названия. В самом деле, хотя у крабов глаза и уши занимают иное положение, мы не называем их подобием глаз и ушей. Ведь у каждого органа сущность не изменяется от занимаемого им положения, даже если его название происходит от местоположения. Также обстоит дело и с головным мозгом, хотя он и обязан своим названием своему положению, так как получил его оттого, что помещается в голове. Однако, когда мы увидим его укрепленным на частях грудной клетки у лишенных головы животных, мы не скажем, что это— другое вещество, подобное головному мозгу. Мы скажем, что это именно и есть головной мозг, признавая, однако, что старое 629. название ему не подходит. Чтобы то, что я говорю, стало для тебя более ясным и более очевидным, обозначь его латинским названием «cerebrum» 95, обусловленным, по-видимому, не положением и не каким-либо другим обстоятельством, а самой сущностью, и ты убедишься, что ничто не помешает тебе сказать, что у человека cerebrum — название, которое дают ему римляне,— расположен в голове, у крабов — в грудной клетке; хорошо, вместо cerebrum назовите его skindapsos 96 подобно тому, как мы называем глазом орган зрения не только, если он находится в голове, но и тогда, когда он помещается на грудной клетке. Точно так же, какая бы ни была у животного часть, управляющая для всех других ощущениями и произвольными движениями, назовем ее скиндапсом. Если головной мозг является источником ощущения и движения и если ощущения и движения существуют у животных, которые не имеют головы, но имеют головной мозг или его подобие, то ясно, что голова создана не ради головного мозга. Можем ли мы еще сказать, что крабы обладают подобием скиндапса? Или, очевидно, не можем? В самом деле, надлежит давать одно наименование 630. всем органам, имеющим одну и ту же функцию. Все зрительные органы, хотя бы и различные и разнообразной формы [в зависимости от своего положения.—В. Т.], по праву называются глазами. На том же основании все органы слуха называют ушами, а носом — все органы обоняния. Точно так же часть, управляющая ощущением и движением, едина и тождественна у всех живых существ, хотя она и находится в различных областях. Но если у упомянутых Животных эта часть помещается в грудной клетке, то ясно, что голова не была создана ради этой части, как не была она создана и ради полости рта, так как и рот помещается у тех же животных в области грудной клетки. Это же можно сказать и в отношении ушей, так как и они занимают то же положение. Наконец, у всех животных, не имеющих головы, нос и каждый из остальных органов помещается в области груди.

ГЛАВА V

Но с какой же целью природа снабдила головой большинство живых существ? Мне кажется, что мы 631. узнаем это, лишь следуя тому методу исследования, который наметили с самого начала. Если мы среди частей, находящихся в голове, найдем такую, которая отсутствует в груди безголовых, то мы не ошибемся, сказав, что голова существует ради этой части. Таким будет метод нашего исследования. Было бы желательно, чтобы удалось открыть то, что является предметом нашего исследования; а открыть это можно следующим образом: у крабов, китов, лангустов и у всех безголовых глаза находятся на удлиненной шее; но и эти глаза не могли находиться в нижней части, как рот, нос и уши, так как их функции требуют возвышенного положения. По этой причине те, кто ожидает нападения врагов или разбойников, взбираются на стены, на высокие башни и горы. Также матросы, влезающие на мачту, замечают землю раньше едущих на палубе. Ведь поднявшемуся на возвышенность виден более широкий горизонт, чем находящемуся на равнине. У упомянутых животных, имеющих в качестве кожи твердую чешую, была возможность надежно поместить высоко на шее глаза, 632. состоящие также из твердого вещества, и прикрыть их оболочкой, образовавшейся из кожи, столь же твердой, как чешуя; что касается человека и других живых существ, похожих на него, у которых глаза обязательно должны были быть мягкими из-за ткани тела и покрывающей их оболочки, столь же мягкой, как и сама кожа, было опаснее помещать глаза на выкате на удлиненной шее, так как даже у ракообразных глаза не всегда выдаются, но входят в свои впадины. Если эти животные страшатся приближения врага или если действие глаз является в данный момент лишним, они втягивают их в грудную клетку и дают им покойно отдыхать, так как природа приготовила им в этом месте убежище. Поместить наши глаза в низком месте противоречило бы их назначению. Поместить глаза на беззащитной шее было небезопасно, и поэтому природа, не желая ни уменьшить их полезность, 633 ни уничтожить их безопасность, решила поместить глаза на возвышенном месте, одновременно дав им защиту. Наверху она создала брови, снизу она выступом выдвинула щеку, с их внутренней стороны она расположила нос, а с наружной — кость, называемую скуловой. Но голова не состоит из соединения этих частей, так как эти последние могут существовать без головы. Зачем же нужно было поместить в этом месте остальные части, совокупность которых называется головой? Каждый орган чувств нуждается в мягком нерве; в нерве, потому что он есть орган ощущения; з мягком нерве, потому что орган чувства должен быть известным образом расположен и возбуждаться внешним предметом, чтобы возникло ощущение. А ведь мягкое вещество более способно воспринять впечатление, а плотное — действовать. Вот почему мягкие нервы нужны органам чувств, а плотные — всем остальным частям, предназначенным для произвольных движений. Поэтому в самих органах чувств, приводимых в движение волей, как глаза и язык, существуют нервы 634. двух видов, а не только мягкие нервы, как в ушах и носе. Отсюда следует, что в случае повреждения одного из двух нервов страдает только та полезная функция, которая связана с поврежденным нервом. Так, не раз можно было наблюдать, что язык лишен или движения, или способности ощущать и оценивать вкус. Кроме того, мягкие и плотные нервы выходят не из одних и тех же частей головного мозга и следуют не по одному пути, чтобы дойти до органов чувств. В самом деле, одни, выйдя из мягких частей, а другие — из плотных, направляются к органам чувств одни — по прямой ЛИНИИ, а другие — обходом. Итак, среди нервов, заканчивающихся у языка, одни — вышедшие из нижних и передних частей, другие — вышедшие из задних и боковых частей головного мозга — прикрепляются к языку, но первые непосредственно, а вторые — твердые после предварительного огибания, вокруг шеи. Кроме того, мягкие нервы разветвляются по наружной поверхности языка, тогда как твердые нервы расходятся в мышцах. Ведь, с одной стороны, язык своей наружной поверхностью воспринимает 635. вкусовые впечатления, а с другой стороны, он приводится в движение мышцами. Разум требовал, чтобы нервы, предназначенные для ощущения, прикреплялись к частям, более приспособленным к этому, тогда как другие нервы — твердые внедрялись в мышцы как органы движения. То же относится и к нервам глаз, из которых одни — твердые нервы — внедряются в мышцы, а другие — в главный и существенный орган зрения — в хрусталик. Но в числе всех этих мягких нервов, идущих к глазам, языку, ушам и носу, нет ни одного, который, раз пройдя через череп, продолжался бы за пределы этих органов, подобно каждому из твердых нервов. Ведь он был бы тотчас же разорван или поврежден не только при встрече с внешними предметами, но еще гораздо раньше — с частями самого тела, с которыми он каким-либо образом пришел бы в соприкосновение. Вот лочему каждый орган чувств должен находиться близко от головного мозга. Если это так, то мы нашли то, что ищем с самого начала. Ясно, что головной мозг был помещен 636. в голове ради глаз и что каждый из других органов чувств был помещен там из-за головного мозга. Совершенно понятно также, что местоположение рта должно было находиться в голове, так как в нем должен был помещаться язык. Было лучше, чтобы язык не был обнажен и совершенно открыт, и он не мог быть надежнее укрыт, чем во рту. Находясь в этом месте, язык мог лучше оценивать вкусовые качества, служить органом речи и весьма содействовать акту жевания и глотания.

ГЛАВА VI

Мы сказали все, что хотели сказать о голове как целом. Теперь следует рассмотреть назначение каждой из ее частей, начиная с самого головного мозга. По своей ткани головной мозг очень похож на нервы, началом которых он является, с той только разницей, что головной мозг мягче, чем нервы — свойство, вполне подходящее для органа, где сходятся все ощущения, где зарождаются все вымыслы воображения и мысли интеллекта. В самом деле, легкая изменяемость 637. —это условие, благоприятное для подобных функций и впечатлений, а изменяемости всегда больше в мягком, чем в плотном. Вот почему головной мозг мягче, чем нервы. Но так как нервы должны были иметь двоякую природу, как мы это только что сказали, то и сам головной мозг был создан двояко: более мягким в передней части, более плотным в другой части, которую анатомы называют мозжечком (encranion) и побочным мозжечком (parenkephalis). Они разделены складкой твердой оболочки и соединяются только на уровне прохода, расположенного под теменем и телами, окружающими этот проход. Так как передняя часть должна была быть мягче как начало мягких нервов, идущих к органам чувств, а задняя часть — более плотной как начало плотных нервов, распределяющихся по всему телу, и так как в смысле безопасности было нежелательно, чтобы мягкий нерв соприкасался с плотным, то природа создала раздел между двумя частями мозга и между ними поместила твердую оболочку, которая должна была покрыть и весь головной мозг, состоящий из названных выше двух частей. Кроме того, в этом переднем638. мозгу части, смежные с оболочкой, называемой твердой и толстой, были с полным основанием созданы более плотными; средняя же часть, находящаяся под ними,— более мягкой. В самом деле, наружная часть должна была быть защищена от повреждений и предназначена для образования более плотных нервов. Что же касается средней части, то она в самом своем положении находила защиту от поражений и являлась начальной точкой, подходящей для мягких нервов. Ведь из побочного мозжечка не зарождается ни одного мягкого нерва. Но передняя часть головного мозга должна была обязательно дать начало некоторым плотным нервам, как, например, по моему мнению, двигательным нервам глаза. Следовательно, несмотря на то что эти последние находятся близко от мягких нервов, они в противоположность им начинаются не в глубоких частях, но в плотных и поверхностных. Итак, все нервы имеют большую плотность, чем головной мозг, и не отличаются сильно по своему веществу; хотя они одной и той же природы, все же отличаются друг от друга 639. по своей сухости и плотности. Чувствующие нервы, идущие к глазам, несколько 9? плотнее головного мозга, но не кажутся более уплотненными. Из числа всех нервов эти одни покажутся тебе состоящими из вещества головного мозга сгущенного, но не засохшего. Однако только в этих нервах можно заметить видимые протоки (poroi — каналы, пути). Вот почему многие анатомы их так и называют, говоря, что они, выйдя лз головного мозга, внедряются в заднюю стенку глаза. Два канала, направляясь по одному в каждый глаз, растягиваясь и сплющиваясь, образуют сетчатую оболочку, но анатомы добавляют еще, что некие нервы направляются к глазным мышцам. В голове находятся четыре органа чувств: глаз, ухо, нос и язык. Хотя у всех начало ощущения исходит от головного мозга и в этом отношении они кажутся одинаковыми, однако между ними существует специфическое различие, касающееся как самих чувствующих способностей, так и тех тел, при помощи которых эти способности достигают органа. 640. В самом деле, среди многих способностей одна воспринимает запах, другая — вкусовые ощущения, эта — звуки, та—краски. Что касается трактов (hodon), то тот, который, выходя из каждого желудочка головного мозга, заканчивается уноса, представляет собой удлиненный отросток, ничем не отличающийся от других желудочков 98, тот же, который ведет к глазам, по качеству несколько отличен п не является полностью нервом; ведущий к языку является настоящим нервом, но нервом мягким. Тот же, который подходит к ушам, представляет собой нерв, не столь мягкий, но и не плотный. Пятый тракт, через который проходят восприятия, вышедшие из головного мозга, есть нерв сильный и плотный, поэтому он пригоден для движения и осязания наиболее грубого из всех органов чувств, но не способен к тонкому распознаванию, свойственному другим органам чувств. Каждый из них обязательно должен испытать какое-либо изменение, чтобы возникло ощущение. Но не каждый орган чувств изменяется благодаря всякому воспринимаемому пм предмету. Способный ощущать блестящее и светлое реагирует на краски, воспринимающий движение воздуха — на звук, 641. а чувствительный к парам — на запахи; одним словом, подобное познается подобным. Таким образом, орган чувств, связанный с воздухом, не может изменяться под влиянием красок; ведь необходимо, чтобы тело было блестящим, светлым и очень ясным, если оно должно воспринимать ясно и отчетливо цвета; подобное изменение рассмотрено в книгах «О зрении». Мутное и паро-, образное также не может выполнять этой функции, как и влажное и водянистое, твердое и землистое. Так что ни один аппарат чувств, кроме органа зрения, не будет изменяться под воздействием красок, так как один только, этот орган чувств имеет чистый и блестящий аппарат чувств, стекловидное тело, как это также доказано в книгах «О зрении». Но это изменение не имело бы последствий, если бы оно не было воспринято управляющим началом, местопребыванием сознания, памяти и понимания. Вот почему часть головного мозга продолжается до стекловидного тела, чтобы осознать получаемые им впечатления. Одно только это удлинение 642. содержит в себе чувствительный канал, потому что оно одно содержит большое количество психической пневмы. Мы говорили о субстанции этой пневмы, об ее свойствах и происхождении в работе «О догматах Гиппократа и Платона». Но как мы уже тысячи раз повторяли, здесь не даем указаний о функциях. Но так как невозможно распознать назначение каждой частей, не зная ее функции,— а этот пункт доказан нами с самого начала,— то следует напомнить эти функции. Итак, возвратимся к нашей теме; так как орган зрения должен быть светлым и блестящим, то он снабжается из главного источника обильной пневмой, а из головного мозга. ему посылается ясное и различимое удлинение, которое на всем своем пути до глаза [мягкое по образу и подобию мозга; но] ввиду того, что пневма. должна пройти через череп, оно становится в целях большей безопасности более плотным отвердевшим и спрессованным. Как только это удлинение' проникает во впадины, находящиеся под бровями и называемые глазными

643. орбитами, оно сильно расширяется благодаря тому, что упрощается и становится более тонким. Таким образом, оно снова обретает свою первоначальную природу, так что головной мозг точно воспроизводится в нем своим цветом, консистенцией и другими особенностями, о которых мы более подробно скажем, когда будем специально говорить о назначении! частей глаза. В настоящий момент мы напомнили о строении глаза лишь настолько, насколько это было необходимо для наших объяснений, касающихся частей мозга. В самом деле, если бы головной мозг не был местом отправления и восприятия изменений, происшедших в каждом органе чувств, живое существо было бы лишено ощущений. Обрати внимание на людей, пораженных ударом: несмотря на то что все их органы чувств невредимы, они им в этом состоянии больше не нужны для распознавания: того, что распознается чувствами. В глазах же, состоящих из оболочек, закрытых со всех сторон, впечатление, полученное от красок, быстро достигает того участка головного мозга — сетчатой оболочки, который в них содержится. В самом деле, роговая оболочка настолько тонкая, белая, чистая, что сама не нарушает этих изменений, а равно и не мешает

644. проходящим через нее впечатлениям. После нее непосредственно следует кристалло подобное влажное тело до самого зрачка, где это тело соединяется с участком головного мозга, находящимся в глазах. Теперь понятно, почему из головного мозга к глазу отходит чистая субстанция, почему она уплотняется, проходя через череп, почему опять при входе в глазные впадины она становится мягкой, уплощаясь, почему одна из всех она содержит ощущаемый канал. Что касается ушей, то теперь совершенно необходимо было, чтобы до них дошло удлинение головного мозга для восприятия приходящего извне впечатления. Этим впечатлением является шум, звук, возникающий от удара по воздуху или от ударяющего воздуха безразлично, при условии, что движение, возникшее благодаря удару, двигаясь подобно волне, дошло до головного мозга. В данном случае, как и в глазах, нельзя было поместить перепонку на нервы. В результате этого могло бы возникнуть значительное препятствие, мешающее приведенному в движение воздуху коснуться ушей, особенно если движение слабое, как это наблюдается при слабых голосах 645. Однако нельзя: было оставить нервы совершенно обнаженными и подверженными всяким внешним ударам. Также не следовало — это было бы третьим и последним способом — создавать для них в качестве прикрытия редкую и достаточно-тонкую перепонку, чтобы открыть проход и доступ воздуху. В самом деле, благодаря этому средству были бы всячески повреждены не только нервы, но и самый мозг подвергся бы охлаждению. Итак, природа, зная, что плотная перепонка защитила бы, конечно, орган восприятия от повреждения, но повлекла бы за собой глухоту, и что без перепонки он был бы крайне подвержен повреждениям. Остается только одна третья возможность; но если бы сюда прибавить для безопасности какое-нибудь, хотя бы незначительное средство, этого было бы вполне достаточно; зная все это, природа поместила там толстую и твердую кость и пробуравила ее спиралями, согнутыми наподобие лабиринта. Благодаря этой предосторожности натиск холодного воздуха, который несомненно ощущался бы при прямом прохождении, понемногу ослабевает вследствие разнообразия преломления [в этих извилистых поворотах — В. Т.], а проникновение всех других плотных " частиц до самого нерва было бы заранее задержано 646. В самом деле, тела, превышающие размером проход, не только не смогут его поранить, но даже и прикоснуться к нему. Что же касается более мелких частиц, то одни, проникшие с быстротой и силой и по прямой линии, вероятно, прежде всего ударятся о спирали, а другие, попавшие туда постепенно без напора, запутавшись, так сказать, в этих спиралях, коснутся перепонки мягко и слегка. Но не только этими средствами: природа обеспечила слуховым нервам наивысшую защиту от повреждений, она не забыла дать им подходящее строение, сделав их, насколько возможно, более твердыми. Ведь, если бы они были абсолютно твердыми, они, правда, были бы менее уязвимы, но почти лишились бы всякой восприимчивости, и наоборот, если бы слуховые нервы были мягкими, как нервы глаз, они были бы очень восприимчивы и очень чувствительны к повреждениям. Но природа ничего так не избегает, как возможности подвергаться" повреждениям, зная, что вместе с тем погибает и сама функция. Мы часто уже касались этого вопроса. Вот почему слуховой нерв создан более плотным, чем это требуется для его функций. Наоборот, нерв языка 647. более мягкий, так как природа имела в этом случае в качестве защиты окружающую его полость рта; но, несмотря на это, мы поместили на четвертом месте этот орган чувств, который не может отличить ни цветовых качеств, ни движения воздуха, ни даже запахов. Впрочем, язык получил именно такой" нерв, какой он должен был получить, принимая во внимание безопасность своего положения. Что же касается слухового нерва, то он скорее был расположен для того, чтобы противостоять повреждениям, чем для восприятия ощущения вследствие вышеуказанных причин. Последний орган чувств, а именно обоняния, один среди всех остальных находится внутри черепа в передних желудочках головного мозга, содержащих парообразную пневму. Ведь было необходимо, чтобы частица, вызывающая это ощущение, изменила и часть головного мозга. Кроме того, было бы необходимо, чтобы чувствительный аппарат был окружен такой перепонкой, кетовоерая могла бы его защитить и не затруднять проникновения ощутимых частиц. Но если бы ей было предназначено не преграждать пути, она должна была бы быть более проницаемой, чем перепонка уха в той мере, в какой ощущение, воспринятое этой последней, более грубое, чем ощущение, 648. воспринятое обонянием. В самом деле, насколько воздух уступает свету по тонкости своих частиц, почти настолько же воздух уступает в этом отношении запахам. По тому, что мы наблюдаем каждый день, можно убедиться, насколько широки должны быть проходы, проникающие через перепонку этой части. Ведь, если какое-либо тело засорит ноздри, как говорит Платон 10°, никакой запах не проходит через его ткань; только воздух, лишенный пахучих частиц, проходит через нее. Этот факт ясно доказывает, что частица пара имеет больший объем, чем вместимость проходов перепонки, служащей для закупорки, и что перепонка органа обоняния должна иметь более широкие отверстия. Это ясно видно, если взять перепонку мертвого животного, растянуть ее во всех направлениях и рассматривать при ярком свете. В самом деле, поскольку она сохранилась в естественном виде, т. е. морщинистой и неплотной, то, так как складки лежат друг на друге вокруг проходов, отверстия не видимы: но, когда складки разглаживаются благодаря растяжению, их легко заметить, если только ты не будешь исследовать после того, как чрезмерный холод или значительное 649. время сделают их твердыми и высушат. Если животное пало недавно, лучше всего произвести этот опыт, поливая перепонку теплой водой. Большим доказательством пористости обонятельной перепонки служит также частое и внезапное выделение излишков, текущих сверху; древние называли их соплями и мокротой (coryza), а современники — слизью (туха). В самом деле, это один из обычных искусных приемов природы — никогда не упускать ни одного возможного назначения или функции органа, когда она легко может выполнить несколько функций при помощи одного органа. Так и в данном случае, ибо желудочки головного мозга, находясь над органом обоняния, неизбежно воспринимают излишки, текущие из окружающих частей; живое существо было бы постоянно подвержено апоплексиям, если бы природа не открыла и в данном месте путь, пригодный для истечения. Ведь было невозможно придумать нечто лучшее, чем этот канал, одновременно и широкий, и наклонный. Таким образом, излишки выходят 650. из внутренних частей наружу через носовые проходы, тогда как снаружи внутрь поднимаются мельчайшие частицы, охваченные обонятельной способностью, и один орган выполняет эти два назначения, из которых одно необходимо для самой жизни, а другое делает жизнь более приятной. Существуют два других отлогих канала, которые по небу изливают в рот излишки из всего головного мозга. Когда живое существо совершенно здорово и питание протекает нормально, одних только этих каналов достаточно. Итак, первое назначение каналов головного мозга, открывающихся в ноздри, назначение, ради которого они главным образом существуют, состоит не в том, чтобы выбрасывать излишки, но в том, чтобы оказывать чрезмерную помощь больному мозгу и прежде всего оценивать запахи, но еще более важное и необходимое для самой жизни назначение состоит в том, чтобы сделать возможным доступ воздуха в головной мозг для его дыхания. Этот факт, как и все другие, не напрасно упоминается Гиппократом. Итак, на всех этих основаниях и еще других, о которых мы скажем, орган обоняния — единственный из органов, 651. находящийся в самом мозгу. Так как перепонка этого органа должна была быть пориста и продырявлена многочисленными и широкими отверстиями, чтобы свободно передавать мозгу воздух для дыхания, испарения, для определения запахов, наконец, чтобы быстро выделять, если нужно, массу излишков, и так как в результате подобного строения получалась большая чувствительность самой перепонки — большое неудобство для самого важного из всех органов [головного мозга.— В. Т.], то природа поместила снизу кость с разнообразными отверстиями наподобие губки, чтобы предупредить вторжение извне твердого тела и не допускать при дыхании прямого попадания холодного воздуха непосредственно в желудочки мозга. Ведь мы не всегда вдыхаем умеренно холодный воздух; наоборот, иногда он бывает чрезвычайно холодным. Если бы он по прямому пути проник в мозг, он чрезмерно охладил бы его, что угрожало бы самой жизни. ГЛАВА VIIНо эти продырявленные и ноздреватые кости, находящиеся перед перепонкой и называемые 652. анатомами решетчатыми, были созданы для предупреждения подобного случая. Было бы правильнее называть эти кости не решетчатыми, а губчатыми, согласно сравнению, сделанному Гиппократом. В самом деле, их дырки столь же разнообразны, как у губки, и они продырявлены не по прямой линии, как в решете. Правда, твердая оболочка, покрывающая головной мозг, продырявлена как решето, но кости, расположенные перед ней, продырявлены более разнообразно, наподобие губки. Отверстия не совпадают по прямой линии и не совсем прямые. Есть прямые, но большинство наклонные и в то же время извилистые, так что длинный путь и частые обходы должны быть проделаны всяким телом, которое, проходя через них, направляется к мозгу. Это устройство дает, как мне кажется, еще новое доказательство высшей мудрости творца всех живых тварей. Выше мы прославляли его за то, что часто он приспособляет один орган для нескольких функций. Сейчас мы можем доказать нечто большее, а именно, что эти функции 653. не в малой степени полезны друг другу. В самом деле, поскольку эти похожие на губки перегородки были установлены для безопасности мозга, орган обоняния из-за них подвергался опасности оказаться несовершенным, если бы он не получил еще возможности и дышать. В самом деле, никакое вещество не может свободно пройти через губчатые тела только в силу свойственного ему импульса. Часто даже содержащаяся в них вода, по природе своей стремящаяся всегда вниз и текущая в этом направлении, не роняет ни одной капли, тогда как в предметах с отверстиями, как в решете, она быстро стекает. Наоборот, если пары снизу подходят к решетчатой кости, эта губчатая кость останавливает их прохождение, тогда как тела, продырявленные наподобие решета, пропускают их вверх. Ведь эти последние только разрывают непрерывность тканей, а губчатые тела останавливают ткани в их движении. Для того чтобы подобное тело быстро выпустило все свое содержимое, следует или сжать его со всех сторон, подобно тому как руки выжимают губку, или быстро втянуть его содержимое, как делают при всасывании губами, 654. или сообщить ему сзади сильный толчок, подобно тому как, вдувая в такие органы, мы их открываем. В этих губчатых костях функция вдыхания и выдыхания выполняется легко. Первое имеет место, когда мозг втягивает воздух внутрь, а второе — когда он выталкивает его наружу. В самом деле, излишки не могли бы быть удалены, если бы они не просачивались понемногу и в течение продолжительного времени, а восхождение пахучих частиц не происходило бы, если задержки в пути позволили бы им собраться, смешаться, соединиться и восстановить прежние свои свойства, потерянные ими при разжижении. Но в действительности благодаря объединению функций определение запахов является побочным обстоятельством вдыхания, а выталкивание всяких частиц — выдыхания. Ведь во время этого акта сила, с которой втягивается воздух, увлекает за собой много частичек, которые не смогли бы проникнуть в силу собственного движения; с другой стороны, определение запахов приносит немалую пользу самому дыханию, не пропуская без нашего ведома вместе с чистым воздухом 655. вредных газов; потревоженный орган чувства заставляет нас делать одно из двух: или возможно скорее бежать от них, или поднести к носу тело, преграждающее доступ газам и пропускающее воздух. Для освобождения обонятельных путей, подчас закупоренных клейкой и густой материей, нельзя было придумать лучшего устройства, чем настоящее. Созданные не только как обонятельные органы, но и как дыхательные, они дважды очищаются — один раз входящим воздухом, а другой раз — выходящим. Если они окажутся заложенными слишком плотно, так что умеренная и обыкновенная струя воздуха не может их освободить, следует прибегнуть к действию, называемому выдуванием (ecphysesis), которое представляет собой резкое выдыхание; так что немаловажный обмен услугами происходит между функциями и назначением, созданными вместе. Природа придумала эту взаимность для того, чтобы живое существо пользовалось жизнью и притом более приятной 656. Кроме того, отсюда проистекает еще одно большое преимущество, состоящее в том, что число органов не обязательно должно равняться числу существующих назначений и что часто одного органа достаточно для многочисленных функций и назначений.

ГЛАВА VIII

Таким образом, мягкая оболочка одновременно и укрепляет, и покрывает головной мозг, и, кроме того, объединяет все находящиеся в нем сосуды. Такова также внешняя оболочка у зародыша и брыжейка животного. В самом деле, обе перепонки состоят из многочисленных вен и артерий, расположенных друг около друга, и тонкой перепонки, соединяющей промежуточные части. Точно так же эта мягкая оболочка соединяет все вены и артерии головного мозга, чтобы они не скрещивались, не перепутывались и не смещались во время движений ввиду непрочности их основания, так как они лежат на влажном, мягком и почти жидком теле. Вот почему мягкая оболочка не только окружает головной мозг, но проходит в его глубину, 657. пересекает его во всех направлениях и весь оплетает, доходя вместе с сосудами вплоть до полости желудочков. Поэтому большинство анатомов, вероятно, еще не совсем просвещенных, называют сосудистым сплетением и складками ворсистой оболочки ту часть мягкой оболочки, которая изнутри выстилает желудочки; что же касается других частей мягкой оболочки, то эти анатомы, отказываются сравнивать их и называть так. Мы же знаем и доказываем, что природа и назначение мягкой оболочки тождественны назначению и природе внешней оболочки зародыша [ворсистой оболочке.— В. Т.] и брыжейки. Мы утверждаем, что эти последние оболочки соединяют артерии и вены и что мягкая оболочка мозга, помимо этих сосудов, связывает также весь головной мозг. Большим и новым доказательством того, что головной мозг удерживается и сжимается мягкой оболочкой, является то, что сейчас будет сказано. Возьми какое-нибудь живое существо (лучше выбрать большое), обнажи со всех сторон головной мозг, еще сдерживаемый и приросший к основанию, начни отделять мягкую оболочку — и ты тотчас же увидишь, 658. что каждая лишенная оболочки часть отпадет и растечется наружу. Когда он весь будет обнажен, то, вначале закрепленный и оформленный, он расширится во все стороны, а наиболее возвышенные части опустятся, растекаясь по сторонам. Но так как мы экспериментируем над мертвым животным, то видим, что большая часть психической пневмы и паров улетучилась, вся естественная теплота навсегда покинула его, вся находившаяся в нем кровь, флегма ж другие соки сгустились вследствие холода, что все эти факты, вместе взятые, вызвали затвердение и охлаждение головного мозга. И даже в данном случае ясно видно, что мозг должен быть сжат и сдерживаем ворсистой оболочкой. Тем более, как же может в ней не нуждаться живой организм? В самом деле, обладая этой оболочкой, как естественной покрышкой, мозг скорее нуждался в ней, будучи еще влажным и мягким, чем в том состоянии, в каком мы наблюдаем его на трупе при вскрытии.

ГЛАВА IX

859. Твердая оболочка также служит покрышкой для головного мозга; или, скорее, ее следует называть не просто покрышкой мозга, но защитной оградой, предохраняющей мозг от ударов о череп; мягкая же оболочка — это настоящая, приросшая к мозгу, оболочка. В самом деле, твердая оболочка отделена от него, соединяясь с ним лишь при помощи пересекающих ее сосудов. Если бы природа не поместила между ними мягкую оболочку, близкое соседство твердой оболочки с головным мозгом не было бы для него безболезненным. Подобно тому, как говорит Платон 101 по поводу земли и огня, что, так как эти два элемента имеют противоположную природу, то бог поместил между ними воду и воздух, я могу сказать, что поскольку головной мозг и череп противоположны по своей субстанции, природа поместила между ними две оболочки, не ограничиваясь тем, что соединила их единым союзом дружбы. В самом деле, настоящая середина является таковой не только по своему положению, но и по своей природе. А средним по природе является то, что в равной мере отстоит от крайностей. Но та и другая оболочка 660. не в равной степени отличается от мозга и от черепа. Так, мягкая оболочка обладает в большей степени мягкостью мозга, чем твердостью кости. Зато твердая оболочка значительно более твердая, чем мозг, и немного мягче кости. Если бы природа создала одну только мягкую оболочку, то взаимоотношения этой последней оболочки с черепом не были бы свободны от опасности. А если бы природа создала только твердую оболочку, то в этом случае опасности подвергался бы сам мозг. Поэтому, чтобы ни мозг, ни его оболочка не подвергались повреждениям, мягкая оболочка была помещена первой, а на ней — твердая оболочка, более мягкая, чем кость, настолько же, насколько она тверже мягкой оболочки. Эта же оболочка со своей стороны, мягче твердой оболочки в той же пропорции, в какой мозг мягче, чем она.

Итак, природа, использовав две среды, поместила близко друг от друга без всякого вреда череп и головной мозг, хотя по своим свойствам они весьма различны. Таким образом, ворсистая оболочка является покрышкой приросшей к мозгу, как кожа является покрышкой тела животного; твердая же оболочка не является оболочкой, приросшей к ней, хотя во многих точках она соединена с ней. Эта последняя в свою очередь покрыта как бы шлемом (cranos), костью, наложенной с наружной стороны, 661. которую называют cranion — череп 102. Ничто в этой структуре не было упущено природой. Подобно тому, как хорошие ремесленники, не могущие выковать шлем, как бы приросший к голове, и тем не менее желающие, чтобы он прочно сжимал ее со всех сторон, изготовляют подходящие скрепы в нужных местах и таким образом пригоняют его с такой точностью, что он кажется ни в чем не уступающим прирожденному черепу; точно так же природа, не будучи в состоянии из-за прирожденного различия субстанций во всех точках приноровить оболочку к черепу, хотя это было и нужно, придумала единственно возможное средство для ее безопасности, изобретя большее количество связок, чем когда-либо выковал. Гефест. Его связки могли только скреплять, а эти, кроме того, имели: еще другие более важные назначения. Какие же это связки? Как прикрепляются они вокруг черепа? Как прикрепляются они к твердой оболочке? II какие другие назначения имеют они у живых существ? Связки в виде тонких перепонок 662. образуются из самой мозговой оболочки. Черепные швы служат теми путями, по которым перепонки выходят из головы. Вытягиваясь в направлении той области, из которой они вышли, они по мере своего продвижения переплетаются и благодаря этому соединению образуют общую перепонку, называемую подчерепной оболочкой. Что эта перепонка прикрепляет твердую оболочку к черепу, на это указывает сам рассудок, даже до того, как ты увидишь это при помощи вскрытия. Здесь не место рассказывать о том, какие другие назначения она имеет у живого существа. Как горячая лошадь, забывая намеченный путь, наша речь вышла за должные пределы. Вспомним же об этом и вернемся вновь к мозгу, от которого меня отвлек ряд рассуждений, тогда как с объяснениями о мягкой оболочке я связывал объяснения твердой оболочки, а с этими последними — объяснения черепа и подчерепной оболочкш

ГЛАВА X

Теперь мы поговорим сперва 663. о желудочках головного мозга, об их величине, положении каждого из них, об их форме, связи друг с другом, о всем их числе и, наконец, о частях, лежащих над ними или рядом с ними. Два передних желудочка управляют вдыханием, выдыханием (есрпоё) и выдуванием (ecphysesis) из головного мозга. В другом месте мы доказали эти факты. Мы также доказали, что они сначала приготовляют и вырабатывают для него психическую пневму. Кроме того, выше мы говорили, что у их нижних 103 частей, сообщающихся с ноздрями, одновременно имеется и обонятельный орган, и канал, предназначенный для удаления излишков. Было лучше, чтобы существовали два желудочка, а не один, ввиду того что нижнее отверстие было создано парным, что все органы чувств парные и что сам головной мозг парный. Эта парность пмеет еще некоторое другое назначение, о котором мы скажем, когда дойдем 664. до органов чувств. Но самое главное и общее назначение всех парных органов состоит в том, что в случае повреждения одного другой заменяет этот орган в его деятельности. В городе Смирне в Ионии мы были свидетелями такого невероятного случая: мы видели молодого человека, раненного в один из передних желудочков и после этого ранения оставшегося в живых, как казалось, по воле бога. Нет сомнения, что он не остался бы жив ни одной минуты, если бы сразу были ранены оба желудочка. Точно так же, даже помимо ранения, если бы какая-либо болезнь поразила один из них, а другой остался бы невредим, живое существо будет страдать при жизни меньше, чем если бы заболели оба сразу. Ведь если существуют два желудочка и оба заболели, то это равносильно тому, что если бы с самого начала существовал только один желудочек и он заболел. Существование двойного органа в том случае, если оно возможно, доставляет большую безонасность, чем один простой орган. Но это не всегда возможно. Так, существование двух позвоночников у одного животного •совершенно невозможно, а, следовательно, и двойного спинного мозга. Поэтому же не могло быть двойной полости в мозжечке, 665. ибо из него выходит спинной мозг.

ГЛАВА XI

Так как все нервы тела, распределяющиеся в частях, расположенных ниже головы, должны начинаться или в мозжечке, или в спинном мозгу, то желудочек мозжечка должен быть довольно большим и принимать психическую пневму, выработанную в передних желудочках. Поэтому между ними должен был существовать канал. В самом деле, желудочек кажется большим, также очень велик и канал, который впадает в него, выходя из передних желудочков. Один только этот канал устанавливает сообщение между мозжечком и головным мозгом. Таковы в самом деле названия, которые сторонники Герофила дают обыкновенно той и другой части, прилагая преимущественно к передней части вследствие ее величины название всего мозга. Так как головной мозг имеет два полушария, как было сказано, то каждая его часть значительно больше мозжечка, и так как передняя часть присвоила себе общее название, то нельзя было найти для мозжечка названия, более подходящего, 666. чем то, которое он имеет. Однако некоторые не дают ему этого названия, а называют encranis и encranion. He следует их порицать, если ради ясности преподавания они придумали разные наименования, так как и в обычной жизни многие вещи преимущественно так обозначаются в зависимости от их величины, мощности, заслуг или достоинств. В настоящем состоянии головной мозг, отделенный от мозжечка, как было сказано раньше, складкой твердой оболочки и нуждавшийся в соединении с ним хотя бы в одной точке, чтобы дать начало названному выше каналу, прежде всего слил свои два желудочка в одном месте. Это, по мнению некоторых анатомов, четвертый желудочек всего головного мозга. Некоторые называют его «отверстием двух желудочков»; они полагают, что его нельзя рассматривать как отдельный желудочек. Что касается меня, то независимо от того, считают ли эту полость общей для обоих желудочков или третьим желудочком, добавленным к двум остальным, я думаю, что для дальнейшего хода объяснений 667. это не принесет ни пользы, ни вреда. Но для себя я хочу выяснить причину соединения в одной точке передних желудочков. Причиной этого является образование канала, соединяющего их с мозжечком. В самом деле, канал, выходя из этого желудочка и воспринимая заключающуюся в нем пневму, передает ее мозжечку. Что же касается части головного мозга, расположенной над общей полостью и созданной по образцу подости полого шара наподобие крыши дома, то кажется, что небезосновательно ее назвали сводчатым дугообразным телом ввиду того, что подобные части домов обычно называются строителями сводом или дугой. Те, кто видят в ней четвертый желудочек, полагают, что это — самый важный из желудочков всего головного мозга. Тем не менее Герофил кажется считает более важным не этот желудочек, а желудочек мозжечка. Что же касается нас, то мы достаточно выяснили в работе «О догматах Гиппократа п Платона», какого взгляда следует придерживаться по этому вопросу 668. Здесь же ограничимся лишь описанием назначений. Мы даже не для всех приведем доказательства; все те, которые являются необходимым следствием уже ранее доказанных в этой работе принципов, мы примем как доказанные, напомнив лишь принципы, из которых они вытекают. Назначение этого сводчатого тела (psalidoeides) не должно расцениваться иначе, чем назначение сводов, существующих в домах. Подобно тому, как эти своды, более чем какие-либо иные конструкции, пригодны для того, чтобы выдерживать лежащий сверху груз, точно так же и сводчатое тело выдерживает без усилий всю часть головного мозга, лежащего на нем. Ведь сферическое тело во всех своих точках совершенно одинаково, а, следовательно, из всех фигур оно наименее уязвимо и, кроме того, самое большее из всех, имеющих равный периметр. Это представляет собой не малое преимущество для сосудов, каналов, желудочков и всех полостей, возникших для вмещения каких-либо субстанций; ведь из этих тел самые лучшие те, которые при наименьших размерах обладают наибольшей емкостью. Канал, установленный между желудочком, 669. протянувшимся под сводчатым телом, и желудочком мозжечка, позволяет перечислить назначения этой формы. В самом деле, круглое тело наименее подвержено ранениям, а тело, вместимость которого наибольшая, наиболее приспособлено для поддерживания груза. Это же относится и ко всем каналам, проходящим по всему телу, ко всем артериям и венам и всем полостям. В самом деле, все они сферичны, но вследствие апофизов и эпифизов, вследствие соприкосновения с тем, на чем они держатся, вследствие сращения с соседними телами и взаимных анастомозов правильность сферы нарушена, однако фигура все же остается закругленной. Впрочем, если рассмотреть самый центр какой-либо полости, то можно заметить, что здесь находится самая круглая часть, так как, не будучи еще изменена апофизами, она сохраняет форму, присущую фигуре. Точно так же, если, предположим, ты удалишь от передних желудочков свод центральной полости и апофизы [обонятельные нервы.—В. Т.], спускающиеся к ноздрям, и те, которые направляются к латеральным и 670. нижним частям, к назначению которых мы еще вернемся, то увидишь, что оставшееся пространство точно сферическое. Также если у заднего желудочка мозжечка удалить место, где входит вышеназванный канал и его продолжение к спинному мозгу, то увидишь, что и оно сферическое

ГЛАВА XII

Наших замечаний о строении этих полостей вполне достаточно. Что касается их размеров не только в головном мозгу, но и во всех частях тела, то те полости, которые принимают вещества более густые, больше; менее велики те, которые получают вещества, в которых качества преобладают-, так сказать, над веществом. Ведь в каждой материи имеется много излишков. Если они выделены и выброшены, а полезная часть обрела надлежащие свойства, можно с полным основанием сказать, что демиург достиг поставленной цели. Вот почему желудочек мозжечка естественно был создан меньших размеров, чем передние желудочки. Если исследовать область, общую для этих желудочков, считая ее специально четвертым желудочком головного мозга, то окажется, что желудочек мозжечка меньше 671. и этой последней. Ворсистая перепонка, выстилающая, как мы говорили, желудочки изнутри, доходит до полости сводчатого тела. Следующие затем тела, окружающие канал, имеют уже слишком большую плотность, чтобы нуждаться в оболочке. То же можно сказать о тех телах, которые окружают весь задний желудочек. Ведь мы уже раньше говорили, что весь мозжечок в целом во многом превосходит плотностью головной мозг. Что касается этого, то я не могу не удивляться, когда я вижу не только нелепость учения Праксагора и Филотима, но и незнания ими фактов, обнаруженных при вскрытиях. Ведь они полагают, что головной мозг есть не что иное, как своего рода нарост, отросток спинного мозга, и поэтому считают, что он состоит из длинных извилин. Однако мозжечок, хотя и представляет собой тело, граничащее со спинным мозгом, имеет мало сходства с подобным строением, тогда как передний мозг очень резко и заметно обнаруживает это строение. Кроме того,— ошибка более грубая,—они не 672. знают, что спинной мозг является продолжением только расположенных у основания головного мозга частей, которые лишь одни лишены извилин, так как, будучи плотными, сами по себе имеют прочное положение и нисколько не нуждаются в том, чтобы мягкая оболочка их выстилала и укрепляла. Вот как достойные люди неизбежно попадают в неудобное положение, когда презрев истину, они упорствуют в отстаивании взглядов, которые они приняли сначала — a priori. Точно так же те люди, которые полагают, что череп есть слепок головного мозга, по-видимому, не знают о существовании промежутка между мозгом и твердой оболочкой, и что эта последняя, хотя и соприкасается с черепом, не приросла к нему; они также не знают ни того, что твердая оболочка должна была быть сформирована раньше, ни того, что таков же и сам череп.

ГЛАВА XIII

Дойдя до этого пункта нашего изложения, не следует оставлять неисследованной и форму мозжечка. Он состоит не из больших извилин, разделенных мягкой оболочкой, как головной мозг, но из многочисленных тел, 673. очень маленьких, при этом расположенных иначе, чем в головном мозгу. Ведь если психическая пневма находится во всем мозговом веществе, а не только в желудочках, как мы доказали это в другом месте, то можно предполагать, что в мозжечке, где берут начало нервы всего тела, эта пневма имеется в очень большом количестве и что промежуточные области, связывающие отдельные части, служат путями для этой пневмы. Эрасистрат очень хорошо доказывает, что мозжечок (epencratis) — он так его называет — имеет более разнообразное строение, чем большой мозг (enkephalos), но если он предполагает, что мозжечок, а вместе с ним и большой мозг более сложны у человека, чем у других животных, потому что он превосходит их способностью мышления, он, как мне кажется, рассуждает неправильно, так как ослы имеют очень сложный мозг, тогда как при их глупом нраве им требовался бы мозг очень простой и несложный. Лучше думать, 674. что разумность обусловливается хорошим темпераментом (euckasia) тела, которому поручено думать, каково бы ни было это тело, а не от многообразия его строения. В самом деле, мне кажется, что не столько обилию психической пневмы, сколько ее качеству следует приписать совершенство мышления. Но если и теперь никто не обуздает течения их мыслей, затрагивающего темы более высокие, чем те, которые оно себе наметило, это течение мысли позволит себе увлечься отступлениями. Однако совершенно обойти молчанием субстанцию души, когда объясняешь строение заключающего ее в себе тела, вещь невозможная. Но если это невозможно, то следует как можно скорее отказаться от того, на чем не следует долго задерживаться.

ГЛАВА XIV

Возвращаясь опять к частям, лежащим за средним желудочком, рассмотрим сперва тело, находящееся у входа в канал, тело, связывающее этот желудочек с мозжечком и называемое conarion (конусообразная железа) теми, кто занимается вскрытием, и посмотрим, ради какого назначения 675. оно создано. По своему строению — это железа, по своей форме — оно очень похоже на сосновую шишку conys, откуда и получило такое название. Некоторые полагают, что не значение этого тела то же, что и устья желудка. Ведь они говорят, что устье — этот привратник желудка — представляет собой железу и служит препятствием для прохождения пищи из желудка в тонкие кишки до ее переработки. Они считают, что эта железа conarion, расположенная у входа в канал, который из среднего желудочка передает пневму в желудочек мозжечка, является стражем и как бы казначеем, определяющим количество пневмы, долженствующей быть переданной. Я уже раньше сказал, какого взгляда следует придерживаться относительно привратника желудка. Что же касается этой конусообразной железы, похожей на сосновую шишку и наполняющей раздвоение большой вены, откуда начинаются все сосудистые сплетения передних желудочков, то я думаю, что она существует ради того же назначения, как и железы, предназначенные для укрепления точек раздвоения вен. В самом деле, положение этой железы во всех отношениях одинаково с положением аналогичных желез; верхушка ее поддерживает части 676. в том месте, где она раздваивается, тогда как вся остальная железа расширяется по мере удаления сосудов, образовавшихся благодаря раздвоению, и сопровождает их до тех пор, пока они остаются в висячем положении. Как только эти вены начинают опираться на тело самого мозга, эта железа их уже покидает. В этом месте вещество мозга становится опорой как для самой этой железы, так одновременно и для вен. Но считать, что эта железа регулирует прохождение пневмы, это значит не понимать функции червеобразного апофиза и приписывать железе большее значение, чем следует. В самом деле, если бы эта железа составляла часть мозга, подобно тому как «привратник» составляет часть желудка, она могла бы, повинуясь сокращениям и расширениям этого мозга, вследствие своего благоприятного положения, поочередно открывать и закрывать проход. Наоборот, так как эта железа никоим образом не является частью мозга и не соединена с внутренностью желудочка, а только прикреплена к нему снаружи, то как может она оказывать столь сильное действие на канал, если она не 677. имеет собственного движения? Что же мешает тому, быть может, возразят мне, что она должна иметь самостоятельное движение? Что же другое, как не то, что в таком случае железа по своей значимости и силе заняла бы место мозга, а сам мозг стал бы только телом, разделенным многочисленными каналами, как орган, готовый повиноваться тому, кто его создал и имеет силу двигать его? Стоит ли говорить о том, сколько невежества и незнания заключат в себе эти предположения? И если их сторонники гадают о том, будто около канала мозга обязательно должна существовать часть, способная наблюдать и регулировать поступление пневмы, которую они, однако, не могут найти, то это не конусообразная железа, а апофиз, похожий на червя, протянувшегося по всему каналу. Искусные анатомы, давая ему наименование, продиктованное формой, называют его червеобразным апофизом. Вот каковы положения, природа и связи этого апофиза с соседними частями. С каждой стороны канала имеются тонкие и удлиненные выступы мозга, 678. называемые ягодичками (glutia). Для их соединения нельзя найти лучшего сравнения, чем с бедрами человека, сходящимися вместе [своей верхней частью.— В. Т.]. Есть и такие люди, которые, сравнивая их с яичками, предпочитают называть эти ягодички двумя яичками (didymia), а не ягодицами. Некоторые называют яичками тела, похожие на конусообразную железу, а ягодичками тела, расположенные позади них. Левые и правые части канала относятся к этим самым телам. Верхние части покрыты тонкой перепонкой, но довольно крепкой, прикрепляющейся с каждой стороны к ягодичкам. Перепонка, простирающаяся до заднего желудочка, является нижним концом червеобразного эпифиза, который ничем не похож на яички и ягодички. В самом деле, эпифиз имеет разнообразные связи, тогда как ядра и ягодички и одинаковы во всех своих частях, и не различаются по своему составу. Помимо того, что червеобразный эпифиз имеет различной формы соединения и кажется состоящим из очень многочисленных частей, связанных тонкими перепонками, он представляет еще одну особенность. Конец его, расположенный в заднем желудочке,— выпуклый и тонкий в том месте, где, 679. как мы говорили, он подходит к лежащей выше перепонке. Начиная отсюда он увеличивается в объеме, расширяется и верхняя поверхность его почти равняется расстоянию между ягодичками. Отсюда, протянувшись вдоль всего канала, он совершенно закрывает его и при повороте назад одновременно тянет приросшую к его выпуклым частям оболочку и вновь открывает проход в той же мере, в какой он отступает. В самом деле, так как, поворачиваясь, он закругляется и сокращается, то он столько же теряет в длине, сколько выигрывает в ширине. Итак, понятно, что если он изгибается слегка и, следовательно, лишь немного расширяется, то и его нижние концы могут проникнуть только в узкие части основания канала. Если же сокращение более значительное и ширина его в силу этого возрастает, то и отверстие канала увеличится и будет все увеличиваться по мере того, как уменьшается выпуклость, которая должна войти в него. Все это не могло бы 680. протекать надлежащим образом, если бы природа создала апофиз чуть толще или чуть тоньше, чем он есть в действительности. Ведь, будучи более толстым, апофиз не мог бы плотно закрыть проход, потому что своими наиболее тонкими частями он не достал бы до его наиболее узких частей. Более тонкий апофиз не только бы не закрыл полностью проход, но он и не открыл бы его как полагается. Ведь во время закрывания часть пневмы ускользнула бы, ввиду того что заполнена не вся ширина прохода вследствие недостаточной толщины эпифиза. Для открытия было бы необходимо, чтобы произошло значительное сокращение, иначе выпуклые концы не поднялись бы и не освободили бы основание прохода. Если при наличии лишь немного более толстого или тонкого червеобразного эпифиза проход мог бы открываться лишь несовершенным или неудобным способом, то.чего следовало бы ожидать, если бы он намного превышал настоящее состояние? Разве не было бы полностью у них ниспровергнута и разрушена общая гармония? Вы не сумеете найти 681. более законченного и блестящего мастерского расчета, чем тот, точность которого такова, что малейшее изменение разрушило бы целое. Там, где можно устранить или прибавить многое к тому, что есть, причем все его творческое значение не утрачивается, мастер не нуждается в особом искусстве. Наоборот, творения, где малейшее упущение влечет за собой разрушение целого, дают образец совершенного искусства; но если бы погрешность, касающаяся одной только массы червеобразного эпифиза, уничтожила бы ценность всего творения, тогда как остальная часть произведения остается нетронутой и не является ни очень полезной, ни очень вредной, то, может быть, этот случай приписали бы столько же случайности, сколько искусству. Но так как то, что наблюдается по отношению к размерам червеобразного эпифиза, существует также во всех остальных частях — в самом деле всякое другое изменение в устройстве нанесет вред функции, как мы это немедленно докажем,—то как можно не поставить себя в смешное положение, отрицая искусство природы? Ведь ягодички достаточно приподняты 682. над каналом, чтобы обратить изогнутый эпифиз в их сторону, а если весь проход в целом был создан удлиненным, то это для того, чтобы он обладал большим по количеству разнообразием движений. Это назначение свойственно всем частям, составленным из многочисленных маленьких тел. Ведь для того, чтобы существовала более или менее значительная разница в движении, природа дала каналу способность осуществлять ряд изгибов и сгибаний. Так как все эти приспособления должны были обеспечить ему легкое и разнообразное движение и так как можно было опасаться, что поднятый на выпуклую часть ягодичек канал не скользнул бы и не отошел от прохода, природа придумала прикрепить его к ягодичкам связками, которые искусные анатомы называют сухожилиями и которые, сжимая и удерживая ягодички с двух сторон, не позволяют им отклоняться. Природа создала его плотным, чтобы он мог противостоять повреждениям, но не настолько плотным, чтобы он перестал быть частью мозга, но и здесь, 683. определяя назначение со строгой точностью, она придала ему степень плотности, необходимую для того, чтобы оставаться частью мозга. Если бы наряду со всеми этими, имеющимися у канала предохранениями, природа вследствие его состава присвоила ему косые или прямые складки, а не существующие в действительности поперечные, то это не принесло бы никакой пользы. Ведь он не закруглился бы указанным выше образом, если бы благодаря поперечным складкам не отклонился назад, и он не мог бы, как было доказано, постепенно открывать и закрывать проход. Отсутствие одного тела сделало бы бесполезными все эти многочисленные и разнообразные тела, окружающие канал. Теперь тем, кто внимательно отнесся к этому изложению, ясно, что если бы малейшая из вышеназванных частей была изменена, то во многих случаях возникла бы только помеха при выполнении функции, а иногда и полное нарушение ее. Поэтому я не могу понять, как можно было бы попытаться доказать, что все это не есть произведения наисовершеннейшего искусства.



Оставить отзыв
Оценка:
              
Текст отзыва

Ваше имя
Ваш комментарий будет опубликован после проверки модератором