Книга десятая. О глазах

ГЛАВА I

759. Ранее мы говорили, что было лучше, чтобы глаза помещались на высоком и со всех сторон защищенном месте. Не менее ясно, что они должны находиться на передней — фронтальной — части тела, в том направлении, в котором происходит движение, и что желательно, чтобы было два глаза, а не один. Выше мы уже говорили и в дальнейшем еще не раз будем повторять, что необходимо, чтобы органы чувств были парными и соответствующими друг другу. Итак, если следовало соблюсти все эти условия, 760. т. е. высокое положение, безопасность, положение на переднем плане, парность органа, то нигде нельзя было бы поместить их в лучшем плане, чем там, где они есть. Если ты возразишь, что было бы лучше иметь глаза также с задней стороны, то ты забываешь, что мы только что доказали, что все органы чувств нуждаются в мягких нервах, а такие нервы не могут отходить от мозжечка и что в каждый глаз мозг посылает отростки, сплющенные при проходе через кости, чтобы быть менее уязвимыми, но что по достижении глаз они развертываются, расширяются, охватывают кругом в виде оболочки жидкость стекловидного тела и прикрепляются к хрусталику. Все это мы объяснили и раньше и также указали, что хрусталик является главным органом зрения. Лучше всего это доказывается последствиями болезни, называемой врачами катарактой (затемнением глаза), которая появляется между -хрусталиком и роговицей и мешает зрению, пока 761. хрусталик не удастся удалить при помощи прокола.

Так как хрусталик представляет собой вещество белое, прозрачное, блестящее и чистое — ибо только при этих условиях цвета могут воздействовать на него,— он не мог получать питание прямо из крови. Тело, обладающее столь отличными свойствами, нуждалось в более специальной пище. Поэтому природа создала и приготовила подходящую для него пищу — жидкость стекловидного тела. Насколько она гуще и белее крови, настолько она уступает хрусталику по влажности и блеску. Ведь этот .последний совершенно белый и умеренно твердый. А стекловидная жидкость представляет собой как бы расплавленное от жары стекло. Она белая, если представить себе, что к большому количеству белого примешано немного черноты, которая портит прозрачность всей этой жидкости. Ни в одной из этих белых субстанций нет ни одной вены. Очевидно, они питаются при помощи передачи: хрусталик — стекловидной жидкостью, а эта последняя — окружающим ее телом, являющимся, частью спустившейся из мозга.

ГЛАВА II

Есть люди, ложно называющие это разветвление мозга сетчатой оболочкой; правда, оно по своей форме напоминает сетку, но ни в коем случае не является оболочкой ни по своей окраске, ни по своей субстанции. Если ты ее снимешь и свернешь в клубок, то подумаешь, что видишь отделившийся кусок мозга. Первая и главная ее функция, ради которой она была вытянута сверху,— это восприятие изменений, испытываемых хрусталиком, и, кроме того, доставка и передача необходимой для стекловидной жидкости пищи. В самом деле, оно заполнено артериями и венами, более многочисленными и более крупными, чем можно было бы предположить, судя по его объему. Вместе со всеми нервами, выходящими из головного мозга, ответвляется часть сосудистой оболочки, несущей с собой артерию и вену. Но ни один другой нерв не сопровождается столь крупными сосудами; в данном случае природа тщательно подготовила пищу не только нервам, но и жидкостям 763. глаза. И вот от этой сосудистой оболочки, окружающей тело, подобное сети — сетчатку, отделяются в эту часть тонкие перегородки, похожие на паутину, служащие ей связками и одновременно доставляющие ей питание. Ведь можно видеть, что сосудистая оболочка сама повсюду содержит очень многочисленные сосуды. Это ясно из самого названия, так как ее не уподобили бы и не наименовали бы так, если бы она не была скоплением многочисленных сосудов наподобие ворсистой оболочки плода. Вот — назначение, которое имеет эта оболочка. Более того, она действительно является оболочкой, покровом, оплотом для тел, находящихся под ней. Началом этой оболочки является мягкая оболочка, покрывающая мозг, которая, как мы сказали несколько выше, отделяется вместе со всеми нервами, привнося с собой артерию и вену.

Ж здесь еще раз приходится восхищаться мудростью демиурга. Тогда жак ни в одной другой области он не отделяет ни от одного нерва соединенные с ним перепонки, а, напротив, ведет их вместе с нервами, чтобы питать и защищать со всех сторон, 764. только здесь, тотчас же после того, как нерв укрепился в глазу, демиург отводит и отделяет от нерва обе оболочки и делает их столь же и даже более толстыми и твердыми, чем твердая оболочка, покрывающая самый мозг. Здесь следует со вниманием рассмотреть, какое сходство ж какое различие природа установила между сетчатой оболочкой и мозгом. Уже вполне очевидно, что они совершенно противоположны всем другим нервным продолжениям, если ни в одном их них лрирода никогда не отделяет друг от друга перепонки, тогда как в глазах она отделяет их и друг от друга, и от верхнего отростка — зрительного нерва. С другой стороны, часть этого отростка, расположенного в глазу, сходна с самим мозгом в том, что имеет охватывающие ее целиком артерии и вены, и в том, что твердая оболочка мозга, всегда соприкасающаяся ж прикрепленная к костям, далеко отстоит от этой части отростка. Но она на нее не похожа, поскольку тонкая и мягкая оболочка мозга или оставила ее, или, отделяясь от нее, передала ей сверху вену и артерию los 765. Само это явление пусть ясно покажет тебе назначение такого отделения. Единственно только эта часть при своем отделении полностью лишена сосудов. Вскоре после этого она вновь появляется с ясно выраженными признаками сосудистой оболочки, как и у мозга. Из всех лежащих выше областей она принимает многочисленные внедряющиеся в нее сосуды: ты мог бы сказать, что, отправляясь на рынок, чтобы закупить продукты, она, прежде чем вернуться, передала как бы через своих слуг при посредстве этих сосудов, о которых мы только что говорили, одну часть, а все остальное несет с собой. В самом деле, она возвращается, неся с собой значительное число тонких, близко лежащих друг к другу сосудов, и со всеми этими сосудами снова прикрепляется к верхнему отростку. Может показаться, что она похожа на прикрепление ресниц к векам. Это сравнение сделано, по-моему, не без основания теми, кто занимается естественной историей. В месте прикрепления верхний отросток — сетчатка останавливается и перестает продвигаться вперед. Та цель, 766. ради которой он послан, в данном месте достигнута; он прикреплен к капсуле хрусталика и может достаточно хорошо передавать мозгу ощущения. Это прикрепление не без основания представляет собой совершенный круг, так как это вышеназванное врастание происходит со всех сторон по направлению к середине хрусталика — тела периферического,— то в силу необходимости образуется самый большой круг на хрусталике, разделяющий его на две половины. Из всех прикреплений к закругленным телам самым надежным является то, которое образует с ними большой круг, так как именно оно соединяет наибольшим количеством точек прикрепленные тела. Разумно было, чтобы стекловидная жидкость не выходила за пределы .этого круга даже в переднюю часть. Таким образом, в середине стекловидной влаги, разделенной пополам в воде, плавает хрусталик наподобие шара. Этот круг, о котором мы сказали, что он является самым большим кругом хрусталика, соединяет ради большей безопасности хрусталик и с другой частью, с той, которая находится внутри и представляет собой как бы полусферу хрусталика. Этот круг служит общей границей и связью 767. для этих двух тел, так же как и для сетчатой оболочки, а также-и для сосудистой оболочки. Ведь из всех этих частей сосудистая оболочка наиболее усложненная и способная укреплять и поддерживать их. Но если она достаточно прочна, чтобы их защищать, то она слишком слаба, чтобы защищаться самой, и неспособна выдерживать, не испытывая повреждений, твердость окружающих ее костей. И здесь, как и в мозгу, она окружена оболочкой, берущей начало от твердой оболочки мозга. Эта оболочка отделена от нее во всех частях и, соединяясь с ней лишь посредством промежуточных сосудов, прикрепляется к хрусталику кольцом, о котором идет речь, и образует в этом месте пятое прикрепление, сверх четырех предыдущих. Это пятое прикрепление имеет немаловажное значение для всех ниже расположенных частей, защищая их от окружающих костей и предупреждая при резких движениях их обоюдный разрыв. «Итак, твердая мозговая оболочка покрывает сосудистую оболочку, чтобы защищать ее, сосудистая покрывает сетчатую, а эта последняя — стекловидную влагу и хрусталик; стекловидную влагу, 768. полностью окружая ее, а хрусталик до — радужной оболочки. Итак, посредством промежуточных тел стекловидная жидкость соединяется с внешней общей оболочкой, т. е. наиболее мягкое тело — с телом, наиболее твердым, и природа так искусно устроила это благодаря столь благоприятному промежуточному расположению. К самому кругу снаружи близко подходит шестая оболочка, которая прикрепляется к жесткой оболочке наподобие апоневрозов двигательных мышц глаза. Существует еще седьмой и последний слой — периостальный, одновременно прикрепляющий весь глаз к костям и прикрывающий двигающие его мышцы. Ты можешь, даже не прибегая еще к рассечению глаза, видеть эту явно белую оболочку, кончающуюся там, где каждый из других кругов расположен снизу для того, чтобы соединить белое с черным. Это соединение называется радугой — iris людьми, све-дующими в этой области. Некоторые называют его венцом. Если тебе удастся искусно разъединить их и если ты будешь рассматривать их, не смешивая, ты увидишь эти семь кругов, 769. находящиеся один на другом, различные по плотности и цвету, так что даже против своего собственного желания ты не сможешь дать этому месту иное название, чем название радуги.

ГЛАВА III

Но не только одни эти творения свидетельствуют о мудрости демиурга; те, о которых в дальнейшем будет речь, еще значительно более важные. Мы уже довели до соредпны окружности хрусталика все семь наложенных друг на друга и прикрепленных кругов. Ты придешь в восхищение от того, что следует далее, если еще до наших объяснений ты сам в каждом отдельном случае постараешься постичь обнаруживающееся в нем искусство. Что же можно было сделать лучшего, чтобы хрусталик точно воспринимал свойственные ему впечатления, чтобы он был действительно защищен и никак не мог быть поврежден внешними телами? Следовало ли оставить его совершенно обнаженным и открытым? В таком случае он не устоял бы ни одной минуты, он неминуемо погиб бы и полностью разрушился, не будучи в состоянии противостоять коснувшимся его внешним телам вследствие своей природной мягкости 770. Следовало бы поместить перед ним какое-нибудь плотное укрепление, способное действительно защитить его. Но была опасность, что под такой защитой он останется закрытым, погруженным в темноту и совершенно нечувствительным. Таким образом, если строение, гарантирующее совершенство восприятия, подвергало хрусталик возможности ранений, а строение, укрывавшее его от повреждений, нарушало это совершенство, то строение органов зрения тем самым ставилось перед неразрешимыми трудностями. Но природа и в этом случае ле могла очутиться в таком затруднении, как мы. Прежде всего, она должна была придумать, принять наилучшее решение и после этого выполнить его с наивысшим искусством. В самом деле, если толстая и твердая оболочка затрудняла присущую глазам функцию, а тонкая и мягкая — были подвержены ранениям, то природа предугадала, что твердая, но очень тонкая и сверх того еще белая оболочка будет лучше всего соответствовать цели. Внимательная к тому, что она творит, она обязательно должна была образовать ее от одного из семи 771. кругов радужной оболочки. Четыре мягких круга — оболочки — могли дать начало твердой оболочке. Из трех других наружных кругов последний из всех — круг периостальный, несмотря на то что он много тверже четырех внутренних кругов, не заключал в себе полезных свойств для защиты. Второй, происходящий из мышц, сам нуждался в защите. Оставалась одна твердая оболочка [склера.— В. Т.], образовавшаяся из твердой оболочки мозга, оболочка, окружающая сосудистую и способная дать начало защитительному покрову. Обрати и здесь внимание на предусмотрительность и в то же время на мастерство природы. Так как твердая мозговая оболочка хотя и была достаточно толста, но зато менее плотна, чем того требовало ее назначение, то природа начала вытягивать из нее одновременно и более тонкую, и более плотную и, постепенно удлиняя ее, сделала среднюю часть очень тонкой и плотной. Ты увидишь, что она удивительно похожа на тонкие роговые пластинки. Поэтому искусные анатомы, считая подходящим название, заимствованное от этого сходства с роговым веществом, так и назвали ее, и это название осталось за ней вплоть 772. до наших дней. Эта роговая оболочка, будучи тонкой, твердой и плотной, обязательно должна была быть и блестящей, чтобы, подобно очень тонким, хорошо отполированным роговым пластинам, лучше передавать свет. Предполагая, что мы неспособны 109 с такой предусмотрительностью создать все это так, как это сделала природа,, можем ли мы, крепкие задним умом, порицать что-либо из созданного, считая, что иначе построенное, оно было бы лучше? Что касается меня, то я думаю, что большинство из нас неспособно сделать это. В самом деле, они не отдают себе отчета в мастерстве природы, в противном случае они. были бы проникнуты безграничным восхищением или, по меньшей мере, не порицали бы ее. Было бы справедливо или доказать, что иное строение-желательнее, чем существующее, или, если они не в состоянии этого сделать, преклоняться перед тем, что есть. Так как в радужной оболочке-существует семь кругов, то укажи нам ты, поносящий природу, другой,, более приспособленный к зарождению роговой оболочки круг. Или, если, ты этого не можешь, или тебе кажется ошибочным, 773. что она возникла из самого твердого круга, то покажи нам, каким образом на месте Прометея ты изменил бы к лучшему создание этой оболочки. Разве ты не создал бы ее тонкой и белой, чтобы она беспрепятственно пропускала восприятие предметов, но в то же время твердой для надежной защиты хрусталика? Ты неможешь сказать иначе, хотя значительно легче найти упущенную подробность, порицать ее и внести изменения, чем создать с самого начала безупречное целое. Теперь, возвращаясь к более разумным взглядам, рассмотри снова остальные творения природы. Эта роговая оболочка тонкая и плотная служит защитой, прекрасно приспособленной для органа зрения, чтобы предохранить глаза от внешних предметов. Но подобная структура обязательно-влечет за собой троякого рода неудобства, которые ты, о, премудрый обвинитель, получивший способность и права Прометея, но, конечно, не сам Прометей, может быть, и не приметил бы; ведь он, умеющий все предвидеть, очень хорошо знал, что 774. первое заключается в том, что эта роговая оболочка будет лишена питания, так как она не могла бы ни извлекать его издалека, ни получать его из вен вследствие своей плотности, твердости и тонкости, второе — в том, что, прекрасно защищая хрусталик от внешних повреждений, она в то же время благодаря своей твердости была бы не менее вредна для этого самого хрусталика, чем внешние телаг и, наконец, третье, сверх указанного,— в том, что она рассеивала и пропускала бы способность видеть свет, падающий на глаза сверху. Для тебя, не знающего, что ее вещество светящееся, не знающего, что эта способность видеть исчезла бы, рассеявшись, если бы она внезапно встретила более яркий и резкий свет, было бы неправильно поступить, одев ее столь блестящей оболочкой, которая явилась бы для нее внутренним злом. Но не так поступил демиург всего живого. Благодаря своей предусмотрительности он сделал, чтобы, во-первых, роговая оболочка получила питательные вещества, во-вторых, чтобы она никогда не соприкасалась с хрусталиком, и, в-третьих, чтобы она не рассеивала свет. Всего этого демиург достиг благодаря одному только средству. Я, может быть, сообщил бы его. тебе, 775. о, хитрый обвинитель природы, если бы я наверное не знал, что ты будешь нападать на то, что я говорил относительно зрения. Но предположи, будто ты об этом ничего не слыхал, будто я перед этим не говорил,-что зрительная субстанция светящаяся, представь себе, что она не определена и не познана и, если хочешь, постарайся познать зрительную субстанцию по ее проявлениям или лучше вспомни, как резкий и яркий свет утомляет глаза. Может быть, ты не знаешь, до какой степени страдали, солдаты, шедшие под предводительством Ксенофонта по дорогам, покрытым глубоким снегом 110, ведь я не буду удивлен, что ты незнаком с сочинениями этого историка. Думаю, что ты также не знаешь, что Дионисий, тиран Сицилийский, велел построить над тюрьмой помещение и оштукатурить его очень ярким и блестящим гипсом т; что сюда, после долгого пребывания в тюрьме, он приказывал приводить заключенных; что они, погруженные в течение долгого времени в полный мрак, придя и снова увидев сверкающее сияние дня с восхищением 776. созерцали свет, но что вскоре они теряли зрение, не будучи в состоянии вынести внезапного блеска и ослепляющего света. Но оставим эти рассказы, я постараясь напомнить тебе повседневные явления. Посмотри прежде всего на художников, в особенности когда они пишут на белых холстах, как быстро утомляются их глаза, если они лишены всякой защиты. Предусматривая это, они. накладывают синеватые и темные краски и, время от времени бросая на них взгляд, дают отдых глазам. Посмотри еще на людей, страдающих воспалением глаз; свет противопоказан их болезни и беспокоит их, а предметы черные и темные не мешают им. Если смотреть вдаль в яркий день, то приходится прикрывать глаза руками на уровне бровей или пользоваться предметами более широкими, чем руки, и лучше защищающими. По той же причине во время полных солнечных затмений появляются звезды — явление, имевшее место, по словам Фукидида 112, в его время. Кроме того, на дне колодцев 777. видны звезды, особенно когда солнце-не в зените. И между тем, если бы кто хотел наблюдать солнце, не мигая, тот очень скоро потерял бы зрение и во время затмений; многие, желавшие ближе познакомиться с этим явлением, устремив непрерывно взгляд на солнце, поражались бы слепотой, сами того не замечая. Если ты не веришь Ксенофонту, то на опыте можешь убедиться, насколько вредно для глаз путешествие в страны снегов. Если ты хочешь узнать еще нечто, относящееся скорее к области физики,— помести горящий факел или какой-либо другой зажженный предмет против яркого солнца и ты увидишь, что оно тотчас начнет меркнуть. Помести около какого-либо большого огня лампу или другой более слабый огонь, и он тотчас же как бы гаснет, так как более слабый свет всегда поглощается и рассеивается более сильным. Итак, природа не должна была рассеивать в самих глазах свет хрусталика. Но для тщательного сохранения света хрусталика, а также света стекловидной жидкости 778. он был сосредоточен и со всех сторон сжат при помощи сосудистой оболочки, выходящей из мягкой оболочки мозга, причем природа во многих местах окрасила ее в черный цвет и во многих других в темный и сипеватый. От радужной оболочки она, одновременно с роговой, продлила и эту оболочку, выполняющую три полезные функции; о которых мы говорили, т. е. питает соприкасающуюся с ней роговицу, не давая ей (так как она жесткая) вроде рога 113 касаться хрусталика и таким образом наносить ему вред 2, и предоставляет отдых утомленному зрению. Кроме того, совершенно невольно при ярком свете мы немедленно закрываем веки, спешно прибегая к естественной защите. Я также восхищаюсь голубым цветом, присущим этой оболочке. В самом деле, эта окраска не встречается ни в одной другой части тела, кроме этой, и ни одна, кроме этой, не нуждается в ней. Отсюда с очевидностью вытекает, как это и было доказано в продолжение всей этой речи, что природа ничего не забыла и не создала ничего лишнего.

ГЛАВА IV

Не менее, чем 779. голубой окраской радужной оболочки, я восхищаюсь шероховатостями, находящимися на внутренней стороне сетчатки, в которой заключено стекловидное тело. Сами по себе влажные, мягкие, как бы губчатые, соприкасающиеся с хрусталиком, эти шероховатости делают безвредным соседство всей оболочки. Я еще более восхищаюсь плотностью ее наружной части, соприкасающейся с твердой роговой облочкой. Ведь не только хрусталик никак не должен был быть стеснен этой черноватой оболочкой, но и она в свою очередь не должна испытывать неудобств со стороны роговой оболочки. Наиболее достойным предметом удивления является отверстие зрачка. Отсутствие одного только зрачка делало совершенно излишними все остальные с такой тщательностью созданные части. Но природа не собиралась упустить из виду эту часть, как и всякую другую. Она проткнула в этом месте эту черноватую виноградоподоб-ную оболочку. Такое название дают ей, сравнивая ее, как мне кажется, с ягодой винограда, благодаря ее гладкой поверхности и внутренним шероховатостям. Только около этого отверстия не существует никакой другой оболочки между роговой оболочкой и хрусталиком, и передача, и скрещивание 780. между светом внутренним и внешним происходят при посредстве белой роговидной пластинки. Творец человека, желая не допустить соприкоснования роговицы с хрусталиком у этого отверстия, несколько оттянул кнаружи [сделал несколько выпуклой.— В. Т.] эту часть роговицы. Кроме того, он наполнил пространство вокруг хрусталика жидкой и чистой влагой, подобной той, которая имеется в яйцах. Далее, он наполнил всю полость зрачка тонким и светящимся воздухом. Таково настоящее положение вещей. Если это изложение еще требует разъяснений, то это главным образом для тех, по мнению которых нельзя установить ни функций, ни какого-либо назначения и кто спешит объявить, что все явления остаются открытыми и абсолютно неизвестными. Эта роговица в том месте, где она отходит от радужной, покажется вам очень близкой от хрусталика, так как в этой точке сходятся все жидкости и все оболочки глаз. Но по мере своего продвижения вперед, она все больше отходит, и самое большое расстояние приходится против зрачка, как 781. в этом можно убедиться при помощи рассечений и проколов при излияниях. Так как все излияния сосредоточиваются в пространстве, находящемся между роговицей и хрусталиком, то введенный для их удаления инструмент вращается по широкому пространству вверх и вниз, справа налево,— одним словом, кругом и во все стороны, не задевая ни одно из этих тел, как если бы они находились на большом расстоянии.

ГЛАВА V

То, что жидкая влага наполняет пространство, находящееся между хрусталиком и сосудистой оболочкой, что полость зрачка наполнена пневмой, это главным образом ты мог бы узнать из следующих фактов. Прежде всего ты видишь, что у живого животного глаз натянут и наполнен во всех своих частях, и ни одна из них не сморщена и не рыхла; если же ты возьмешь для вскрытия глаз мертвого животного, то увидишь, и даже еще до рассечения, что он более морщинистый, чем в естественном состоянии. Если удалить роговицу, то 782. увидишь, что жидкая влага тотчас же разольется, подобно тому как она часто вытекает через прокол, и глаз сморщится, сократится и станет рыхлым. Если же ты растянешь и отодвинешь от хрусталика оболочки, то получится значительное пустое промежуточное пространство. Итак, если раньше при жизни животного это пространство было наполнено и растягивало оболочки, если после смерти оно пустое и если в этом случае соседние оболочки становятся рыхлыми, то отсюда ясно, что пространство было наполнено или воздухом, или влагой, или тем и другим. Если мы закроем один глаз, оставив другой открытым, то зрачок увеличится и расширится, как бы вздуется. Но не только одна логика доказывает, что он приходит в такое состояние потому, что он наполнен пневмой. Ты можешь доказать это еще опытным путем и проверить рассуждения совершенно очевидными фактами. Надуй воздухом сосудистую оболочку с внутренней стороны и увидишь, что отверстие расширится. Итак, наблюдения доказывают, что 783. зрачок расширяется, так как он наполнен пневмой. Впрочем, рассуждение говорит только о том, что сосудистая оболочка, будучи наполнена изнутри, сильно отодвигается и растягивается; таким образом и ее отверстие расширяется, как это бывает у всех других тел, состоящих из тонкой перепончатой ткани, могущей складываться, и которые имеют дырки и отверстия. Вот так-то должны быть натянуты полотна решет, в противном случае их отверстия спадаются. Итак, если у живого животного можно видеть обе перепонки натянутыми, и при одном закрытом глазе — расширенный зрачок у другого глаза, а у мертвого животного — эти же перепонки расслабленными еще до того, как выпущена жидкость, и чрезвычайно дряблыми по удале-нии ее, то ясно, что они одновременно были наполнены и влагой, и пневмой у животного, когда оно было живым. Что касается пневмы, то, будучи более разреженной и легкой, она легко улетучивается до вскрытия.

Жидкость не задерживается и уступает только видимому вытеснению. Иногда у людей очень преклонного возраста 784. роговица сморщивается до такой степени, что одни совершенно теряют зрение, а другие видят очень плохо и с трудом. В самом деле, так как морщины накрывают одна другую и оболочки вследствие этого удваиваются и приобретают необычную плотность и так как, кроме того, пневма поступает сверху в зрачок в меньшем количестве, то пропорционально этому ухудшается и зрение. Самый факт более слабого поступления пневмы из главного истока является основной причиной морщин, образующихся перед зрачком. Все эти обстоятельства доказывают, что все пространство, находящееся перед хрусталиком, наполнено одновременно и пневмой, и жидкой влагой, и что в других частях в большем количестве находится влага, а в самом зрачке— пневма. У старцев складки роговицы являются результатом старческой слабости и недостатка поступающей сверху пневмы. Болезнь, называемая чахоткой глаза, есть не что иное, как сморщивание зрачка, и нисколько не задевает роговицы. По этой причине она часто поражает 785. один глаз; она легко распознается и не ускользает ни от одного врача, так как другой, здоровый, глаз указывает на повреждение, затронувшее больной глаз. У стариков же этот симптом, являясь общим для обоих глаз, остается незамеченным большинством врачей, так как налицо имеются не только морщины на роговице, но и сужение зрачка. Иногда, впрочем, морщины возникают от того, что вследствие недостатка жидкой влаги сосудистая оболочка значительно ослабевает. Но здесь не место говорить об этой болезни. Та же, которая является результатом недостатка пневмы, вследствие закупорки верхних путей и старческой слабости, указывает на то, что зрачок наполнен пневмой. Это же доказывается и расширением зрачка одного глаза, когда закрыт другой.

ГЛАВА VI

Имеет ли эта жидкая влага и содержащаяся в зрачке пневма только то назначение, что возможно дальше отделяют роговицу от хрусталика, не позволяя ему когда-либо касаться ее, или же они представляют еще другие какие-либо преимущества? Что касается пневмы, то было уже доказано в работе 786. «Об оптике», что она светящаяся и оказывает огромное влияние на функцию глаз. Что касается влаги, ты узнал бы из той же работы, что она крайне необходима, не только, чтобы заполнить пустое пространство, но, кроме того, чтобы не допустить пересыхания хрусталика и внутренней части сосудистой оболочки, если бы ты прежде всего знал, что слишком обильное истечение этой влаги во время пункции вредно для глаз, и что болезнь, известная врачам под названием глаукомы, происходит зследствие чрезмерной сухости и уплотнения хрусталика и что это вызывает слепоту чаще, чем какая-либо другая болезнь глаз. А затем ты тщательно изучи и рассмотри природу сосудистой оболочки. Ведь часть этой оболочки, соприкасающейся с хрусталиком, похожа на влажную губку. А все подобные тела затвердевают, высыхая. Это видно на губках, на винограде и на языке животных. Но если бы эта часть сосудистой оболочки высохла, она утратила бы 787. то назначение, ради которого она создана такой, какова она есть. Итак, чтобы быть мягкой, она должна быть постоянно увлажнена. Все эти мероприятия носят на себе печать предусмотрительности и удивительного искусства. То же в полной мере присуще и оболочке, покрывающей хрусталик. Ведь роговица служит хрусталику как бы защитой, стенкой, принимающей на себя силу ударов внешних тел. Но сама по себе оболочка «Как пленка с головки сушеного снятая лука...» 1Ы еще тоньше и эфемернее, чем нить паутины. Но что всего удивительнее, она не облекает всего хрусталика, но та часть, которая плавает в стекловидной жидкости, совершенно лишена этой оболочки и обнажена. Ведь было лучше, чтобы обе эти жидкости соединялись в этом месте. Но вся передняя выдающаяся часть, соприкасающаяся с сосудистой оболочкой, покрыта этой тонкой и блестящей оболочкой. На этой оболочке, как в зеркале, отражается изображение зрачка. Ведь она более гладка и более блестяща, чем все зеркала. Итак, природа хорошо устроила орган 788. зрения во всех его частях, что касается и степени его мягкости, и благоприятного положения, яркости его красок, и силы оболочек. Собственная его оболочка, покрывающая его,— светящаяся, и блестящая, как зеркало. Следующая за ней — богатая венами, мягкая, черная и продырявленная, богатая венами, чтобы обильно снабжать питательными веществами роговицу; мягкая оболочка, чтобы прикасаться к хрусталику, не беспокоя его, черная, чтобы собирать лучи света и передавать его зрачку; с отверстиями, чтобы предоставить выход наружу лучам света (идущим из мозга) 115. Внешняя оболочка, служащая защитой и оградой для всех остальных, похожа на тонкую, белую и твердую роговую пластинку. Она тонкая и белая, чтобы легко пропускать лучи, она тверда, чтобы охранять от повреждений. Достаточно ли этого или, может быть, справедливо похвалить также форму хрусталика? Он не представляет собой правильного шара, равного во всех точках, несмотря на то что эта фигура очень распространена и очень излюблена природой по причинам, не раз нами указанным. 789. Но было бы небезопасно сделать ее вполне шаровидной, потому что тогда присоединение и прикрепление к хрусталику кругов у радужной оболочки было бы не так удачно и ему грозила опасность в случае резкого и сильного движения или удара в глаз, как это случается, быть вытолкнутым из стекловидной жидкости. Ведь^ прикрепления и установки на абсолютно шаровидных телах менее устойчивы, чем на более плоских поверхностях, так как они находятся на выпуклой поверхности и, следовательно, скользящей. Вот какова причина формы хрусталика. До сих пор мы видели, что все части глаза хорошо защищены, за исключением самой роговицы, их покрывающей. В самом деле, только она одна находится перед ними, одна подвергается всем неприятным случайностям, воспринимая дым, пыль, холод, тепло; все толчки ударяющих и режущих тел, как все, что начиналось бы от верхней толстой мозговой оболочки; однако она сама берет начало от толстой оболочки— склеры. Зная это, а также крайнюю важность роговицы, наш демиург, хотя и был вынужден 790. по необходимости поместить ее спереди, не находя ничего более подходящего, все же защитил ее со всех сторон при помощи век, ресниц, окружающих костей и кожи. Прежде всего он поместил спереди ресницы в качестве задерживающего начала против мелких частиц, чтобы они не так легко проникали в открытые глаза, будучи задержаны этими волосками. Затем — веки, которые смыкаются и закрывают глаз, если в него ударяется более крупное тело. Для защиты от ударов более значительных тел он поместил сверху надбровную дугу, снизу скуловую кость, у большого угла глаза нос, а у маленького — отросток скуловой кости — скуловую дугу. Находясь в центре всех этих защитных приспособлений, принимающих на себя все удары более значительных тел, сам глаз не испытывает никакого зла, к тому же и движение кожи немало способствует защите его от повреждений. В самом деле, эта кожа, стягиваясь со всех сторон, оттесняет глаз внутрь, принуждая его занять возможно меньшее пространство. Способная сморщиваться в этом месте, как и веки, в случае, если какое-либо тело, минуя выпуклости костей, 791. попадает в самые глаза, она принимает на себя первый удар; это она повреждается в первую очередь, она первая подвергается опасности и первая страдает. Затем вслед за кожей бывают раздавлены, разрезаны, разорваны и всячески повреждены веки, находясь наподобие щитов перед роговицей. Из какой материи лучше всего следовало создать эти щиты? Следовало ли сделать их из очень мягкой и мясистой? Но в таком случае веки оказались бы более чувствительными, чем сама роговица, и были бы чем угодно — только не защитным валом. Может быть, из совершенно твердой и костной материи? Но тогда они не могли бы ни легко двигаться, ни касаться роговицы, не причиняя ей боли. Поэтому следовало, чтобы веки состояли из очень твердой субстанции, но способной легко двигаться и соприкасаться с роговицей безболезненно для нее.

ГЛАВА VII

Было также хорошо соединить эти веки с костями и с самими глазами; так как строение век должно было преследовать эту цель, то прежде всего они должны были обладать легкостью движения, сопротивляемостью против повреждений 792. и, наконец, безболезненной связью с роговицей. Справедливо восхищаться природой, достигшей всех этих результатов столь совершенным способом, что нельзя вообразить себе строение, которое оказалось бы предпочтительнее. Протягивая и продолжая оболочку, называемую лериостальной, от края бровей на расстояние, равное векам, она затем повела ее назад по внутренней поверхности век, не накладывая друг на друга обе пластины, как это бывает у щитов с двойной кожей, как думают некоторые, и не возвращая ее к тому месту, откуда она началась, но прикрепляя ее к лежащим ниже мышцам, окружающим глаз, и, протягивая ее оттуда до радужной оболочки, прикрепляет ее к краю роговицы. Пространство между этими двумя долями периостальной оболочки заполнено клейкой и жирной материей и перепонками, идущими от мышц. Именно здесь образуются тела, так называемые гидатиты — пузыри, наполненные водой; иногда эти жировые образования, созданные природой для размягчения век путем смазывания, 793. достигают чрезмерных и неестественных размеров. Аналогично этому строению нижние веки образуются из скуловой периостальной оболочки, доходящей до определенной точки и также возвращающейся к роговице. В этой точке, где периостальная оболочка начинает возвращаться назад, имеется вещество, более твердое, чем перепонка. Это вещество, известное под названием хрящевидной соединительной ткани [тарзус — хрящ вен.— В. Т.], преграждает, охватывает и сжимает выпуклость, образованную двойной складкой периостальной оболочки. Оно было создано для этой функции и еще для двух других, из которых о наиболее значительной и остроумной я вскоре расскажу. Что же касается менее важной, то вот она. Этот тарзус продырявлен мелкими отверстиями, откуда выходят волосики ресниц, волосики, которыми тарзус благодаря своей твердости служит основанием и придает прямое положение. Если было лучше, чтобы волосики бровей лежали один на другом, то в свою очередь было желательнее поддерживать волосики ресниц всегда прямыми и твердыми. Они должны были в силу своего настоящего устройства выполнять ту и другую функцию, ради которой они были созданы: 794. волосики бровей — задерживать тела, спускающиеся вдоль лба и с головы, прежде чем они попадут в глаза; волосики же век — не позволять песку, пыли, мелким насекомым проникать в глаз, причем все это не беспокоя его. Самое замечательное из того, что сделала природа, это то, что она не направила волосики век — ресницы ни к веку, ни к щекам, ни внутрь самого глаза. В первом случае было бы утрачено то назначение, ради которого они были созданы, во втором—они стесняли бы глаз, мешая тому, чтобы предметы были видимы полностью. Как! Не следует ли также восхищаться разделяющим их расстоянием, столь точно отмеренным? Если бы они были более удалены друг от друга, многие частички, от которых они их при данном положении охраняют, попали бы в глаз. Если бы они взаимно касались друг друга, они затеняли бы в некотором отношении глаза. А ведь они не должны были ни заслонять глаза, 795. ни утратить то назначение, ради которого они были созданы.

ГЛАВА VIII

Поговорив о веках и закончив описание глаза в его целом, следует еще сказать, откуда он, по нашему мнению, получает движение. Если бы он остался абсолютно бездейственным и неподвижным, то это указывало бы на то, что его создатель совершенно не знал причин зрения или мало заботился о том, чтобы все было самым совершенным. Но ни в невежестве, ни в небрежности нельзя упрекнуть того, кто проявляет столько мудрости и предусмотрительности при создании живого существа. Каковы же, спрашиваем мы, те оптические законы, которые он должен знать, и каковы способы добиться наилучшего? Предмет воспринимается глазом не при всяком положении, тогда как звук слышится ухом во всяком. В самом деле, находящийся наискось, позади, вверху, внизу и во всяком другом направлении, кроме прямого перед зрачком,— невидим. Поэтому, если бы глаза были созданы абсолютно неподвижными или воспринимающими только по прямой линии, 796. мы видели бы чрезвычайно мало. Вот почему природа дала им способность вращаться в пределах обширного радиуса и в то же время сделала шею весьма гибкой. Вот почему были созданы два глаза и на значительном расстоянии друг от друга. Поэтому люди, лишенные одного глаза, не видят предметов, помещенных перед ними, даже если они находятся очень близко. Итак, если глаза должны двигаться по нашему желанию и если все подобные движения производятся мышцами, очевидно, было необходимо, чтобы демиург окружил глаза мышцами. Ведь нам не подобает так просто отмечать их назначение, мы должны еще указать их число и напомнить размеры и положение. Итак, если существуют четыре движения глаз —или внутрь в сторону носа, или кнаружи по направлению к маленькому углу, или вверх к бровям, или вниз к щекам, было разумно, чтобы мышцы, которые должны были управлять 797. этими движениями, имели равное с ними число. Итак, существуют две мышцы с боков, каждая у одного угла, и две другие — одна внизу, а другая — наверху. Апоневрозы всех этих мышц образуют широкое сухожильное кольцо, кончающееся у радужной оболочки. Так как было лучше, чтобы глаз имел еще одно вращательное движение, природа создала две другие мышцы, расположенные наискось, каждая посредине одного века, направляющиеся сверху и снизу к маленькому углу. С помощью этих мышц мы свободно вращаем и поворачиваем глаз во все стороны. У их основания находится еще одна большая мышца, сжимающая и защищающая соединение мягкого нерва, приподнимая, поддерживая и немного вращая глаз. Ведь этот мягкий нерв легко разорвался бы, будучи сильно потрясен в случае сильного падения на голову, если бы он не был со всех сторон всячески укреплен, окружен и защищен. Если 798. ты видел кого-нибудь с сильно выпирающим глазом и он не потерял зрение и несчастие произошло не вследствие удара, то знай, что мягкий нерв у этого человека вытянулся, ввиду того что парализованная мышца не способна удерживать и сжимать его. Если же человек уже больше не видит, то это значит, что пострадал и зрительный нерв. Если он выпирает вследствие сильного удара, но все же видит, то, следовательно, порвана мышца, если же он больше не видит, то порван также нерв. Эта созданная для указанной цели мышца, окружающая со всех сторон все основание глаза, некоторыми анатомами считается тройной, другими — двойной; они делят ее до определенным прикреплениям и определенным волокнистым перегородкам. Но пусть считают эту мышцу, состоящей из нескольких мышц, пусть говорят, что здесь есть три или две мышцы, все же единственной функцией этой мышцы или этих мышц остается та, на которую мы только что ука-зывали.

ГЛАВА IX

Таковы столь многочисленные и столь важные труды природы, относящиеся к строению глаз. Нам остается еще 799. упомянуть об одном столь же достойном восхищения факте, как и все только что нами описанные. Движение век должно было также неизбежно зависеть от воли, в противном случае они были бы совершенно бесполезны. Ведь природа расположила мышцы, как органы для всех произвольных движений, и они двигают части при помощи сухожилий, прикрепленных к самим этим частям. Мы доказали в нашей работе: «О движении частей», что все части, приводимые в движение волей, нуждаются по меньшей мере в двух противодействующих мышцах, в одной —способной разгибать, а в другой — способной сгибать. Ни одна мышца не может, как мы это тоже доказали, одна производить оба движения, так как она полностью притягивает к себе часть, которую должна двигать, и если она единственная, то может занимать только одно положение. Если это так, то каким образом приводятся в движение веки? Ведь нижнее веко совершенно неподвижно. Что же касается верхнего века, то без сомнения видно, что оно движется, но некоторые из этих мудрецов, не находя ни двигающих их мышц, ни способа 800. их движения, дошли в своей наглости до того, что утверждают, что движение этого века происходит не только отнюдь не по нашей воле, но в силу физических потребностей и подобно движениям желудка, кишок, артерий, сердца и многих других органов, не зависимых от нашего желания д решений. Ведь они думают, что лучше солгать, чем признаться в своем невежестве. Касательно некоторых вещей, неправда не узнается большинством людей. Но когда солнце сияет над землей для всех, то можно прослыть за сумасшедшего, утверждая, что нет ни света, ни дня. А что, если кто-либо скажет, будто при ходьбе мы двигаем ногами не в силу желания, но непроизвольно и механически? Мне, по крайней мере этот человек покажется не менее сумасшедшим, чем предыдущий. Ведь там. где можно двигать ноги или быстрее или медленнее, делая более или менее большие шаги, совершенно приостанавливать их движение и снова возобновлять его, разве не безумие предполагать, что это движение непроизвольное и механическое? 801. Итак, если бы мы не могли держать закрытыми глаза в таком положении, столько времени, сколько нам хочется, затем открыть их по желанию, затем снова закрыть и поочередно проделывать это сколько захочется, то движение век, конечно, происходит независимо от нас. Но если мы беспрепятственно можем выполнять все это, как хотим и сколько хотим, лишь бы только веки были в нормальном состоянии, то очевидно, что движение верхних век совершается по нашей воле. Ведь, в самом деле, природа совершенно напрасно дала бы их нам, если бы при приближении внешнего тела к глазу, чтобы ударить или поранить его, мы не могли бы произвольно закрыть веки. Нечего удивляться подобным утверждениям со стороны софистов, которые заботятся не об истине, а об одной славе. Но даже такая их наглость служит блестящим доказательством искусного мастерства природы. В самом деле, так как движение верхних век явно видимо, хотя мы и не можем указать, как оно происходит, ни обнаружить управляющие ими мышцы, то чтобы мы сделали, если бы нам пришлось самим создавать живые существа, как это рассказывает 802. миф о Прометее? Очевидно, мы лишили бы верхнее веко всякого движения. Но, может быть, они скажут, что прикрепили бы ко всему краю века мышцы, начинающиеся у бровей. Но ведь таким образом, о мудрейшие люди, все веко было бы вывернуто, запрокинуто и приподнято вверх к бровям. Но допустим это, и пусть веко будет легко открываться; однако пусть они затем скажут мне, как оно будет закрываться. Ведь нельзя же вывести еще одну мышцу из нижнего века, чтобы прикрепить ее к хрящу верхнего века. Это пустая болтовня; точно так же нельзя и из внутренних частей прикрепить эту мышцу снизу к верхнему веку. Ведь прежде всего, при подобном предположении, веко, натянутое этой мышцей, вовсе не закрылось бы, но завернулось бы внутрь и образовало двойную складку; кроме того, сама мышца занимала бы весьма странное положение, сжимая глаз и будучи им самим сжата, стянута и стеснена в своем движении. Поэтому вполне справедливо, как мне кажется, удивляться тому, что софисты, неспособные понять 803. и объяснить дела природы, все же обвиняют ее в неумении. Во имя справедливости они, как думаю я, должны были бы доказать, что было бы лучше, чтобы глаза не имели век, чем если бы имели неподвижные, или чтобы они имели движение, но непроизвольное, или чтобы их движение было произвольным, но чтобы мышцы были расположены так-то и так-то. Но они настолько мудры, что при очевидности движения век, не понимают, как оно происходит, и не могут придумать какое-либо иное движение. Они настолько безумны, что не признают великим мастером того, кто создал и соединил столь многочисленные и важные части.

Если бы среди строителей возник спор, касающийся дома, двери, ложа или другого подобного предмета, спор о наилучшем устройстве, которое следовало ему придать, чтобы он отвечал своему назначению, ради которого он делается, и если бы среди всех находящихся в затруднении один только нашел бы удачное решение, то им по праву восхищались бы и он прослыл бы искусным мастером. А творениями природы, которые мы неспособны, я не говорю, заранее вообразить 804., но даже основательно изучить, видя их осуществленными, разве мы не должны восхищаться ими больше, чем изображениями людей. Но оставим этих софистов и посмотрим сами, что есть удивительного в движении век, предварительно рассмотрев мнения наших наиболее ученых предшественников. Где-то в другом месте было уже сказано, что под кожей, покрывающей веко, имеются тонкие перепонки. Начнем и теперь отсюда наше рассуждение. Ведь сами эти перепонки покрывают мышцы, двигающие веки, мышцы чрезвычайно маленькие, которые в свою очередь приводятся в движение апоневрозами, прикрепленными к хрящу века. Выше мы уже говорили, что край века хрящевидный и лежащий, как некая связка на перепончатом теле, дающем начало веку, но до сих пор мы не сказали ничего опре-' деленного о том, что он получает от этих маленьких мышц удлинения более широкие и тонкие. Узнай же теперь об этом 805. и знай также, что одна из мышц, расположенная сбоку в большом углу около носа, доходит до половины хряща, находящегося с этой стороны, что другая, тоже боковая мышца, но идущая со стороны малого угла, вступает в другую половину смежного хряща. Когда работает первая мышца, то она тянет вниз часть века, являющуюся ее продолжением со стороны носа; когда же вступает в действие вторая,— она тянет вверх другую часть. В самом деле, так как верхушка первой мышцы находится в большом углу, а второй — около бровей и так как напряжение всех мышц происходит по направлению к их началу, то отсюда неизбежно вытекает, что для одной части века, а именно со стороны носа движение происходит сверху вниз, а для другой, т. е. со стороны малого круга,— снизу вверх. Итак, если и та, и другая мышца одновременно и одинаково тянут веко, часть малого угла будет тянуться вверх, а часть большого угла —• вниз, так что глаз будет столь же открытым, как и закрытым. 806. Это и есть то, что Гиппократ называет изогнутым веком. Это, по его мнению, признак тяжелого заболевания; это выворачивание век он называет также дисторсией, растяжением 116. Это заболевание мышц вызывается тем, что каждая из них, пораженная судорогой, тянет соседнюю часть хряща. Если работает одна из мышц, притягивая к себе веко, а вторая полностью бездействует, то тогда все веко или открывается, или закрывается. Ведь всегда движимая часть хряща тянет за собой другую часть. Причиной тому является твердость хряща. В самом деле, если бы веко было перепончатым, мясистым или как-нибудь по-другому мягким, то движение одной части не повлекло бы за собой другую. Предвидя это, природа сделала веко твердым и хрящевидным хрящом и прикрепила к нему окончания обеих мышц. Точно так же, если ты возьмешь за любой край согнутую палку и станешь ее тянуть, то она вся целиком повинуется этому движению. Подобно этому и хрящ повинуется вытяжению той или другой мышцы. Это третье и наиболее важное назначение 807. зарождения хряща, объяснение которого я только что изложил. Таковы части верхнего века.

ГЛАВА X

Почему нет движения в нижнем веке, созданном для той же цели, что и верхнее, и обладающем не менее подходящим местом для прикрепления мышц? Можно ли счесть, что природа несправедлива, если, имея возможность дать каждому из век половину всего движения, она безраздельно дала его только одному, но она не оказалась несправедливой. Еще менее несправедливой была она, создав нижнее веко значительно меньшим. Казалось необходимым, чтобы веки, как уши, губы и крылья ноздрей, обладали оба одинаковой величиной и одинаковым движением. Но их положение объясняет причину этой разницы. Ведь если бы нижнее веко было выше, чем оно есть в действительности, оно в то же время не было бы неподвижным, но, складываясь, образовало бы складку, стало слабым, отдалилось бы от глаза и, что хуже всего, там накопились бы слизь, слезы и всякая подобная, трудно выталкиваемая материя 808. Поэтому было лучше, чтобы оно было создано маленьким, так как в таком виде оно всегда сжимает глаз, туго обтягивает его, плотно окружает и легко выталкивает все излишки. В таких условиях нижнее веко, очевидно, не нуждалось в каких-либо движениях. На основании того, что я сказал выше, наиболее искусные анатомы признали и хорошо изложили мастерство, проявленное природой при устройстве век., Я бы полностью одобрил их, если бы был уверен, что сам ясно различаю мышцу большого угла. В самом деле, до сих пор я ясно не видел ее при лечении слезных фистул, в процессе которого часто не только отрезают, но даже сжигают эту часть до такой степени, что иногда отпадают частицы лежащих ниже костей, причем веко ничуть не страдает в своем движении. Итак, мне кажется, что необходимо все это еще проверить. Если я когда-либо буду уверен, что мне удалось осветить этот вопрос, я обнародую это в работе «О неясных движениях», которую я решил написать 809. Теперь мне достаточно сказать, что искусство природы настолько велико, что, несмотря на то что оно в течение столь долгого времени исследуется людьми, обладающими большими достоинствами, оно не могло быть раскрыто во всем его объеме.

ГЛАВА XI

Рассмотрим теперь то, что касается углов глаз. Если мясцо, расположенное у внутреннего угла, полезно, то природа, по-видимому, обидела наружный угол, лишая его полезной защиты. Если, напротив, это тело лишено целесообразности, природа вредит большому углу, без пользы перегружая его. Что же это такое и каким образом она не вредит ни тому, ни другому? Она поместила мясистое тело у большого угла, чтобы прикрыть отверстие носовых полостей. Назначение этого отверстия для живого существа—двоякого рода. Первое то, на которое мы указывали выше, когда мы говорили о нервах, выходящих из головного мозга; другое же, на которое следует указать сейчас. Вся излишняя влага глаз стекает через эти отверстия в ноздри и очень часто при отхаркивании и сморкании выделяются 810. лекарства, только что введенные в глаз. Ведь с этой же целью проток, идущий от большого угла в нос, был создан как раз против протока из носа в рот. Поэтому при сморкании жидкость вытекает через нос, а при отхаркивании — через рот. Во избежание вытекания излишков влаги через углы и того, чтобы мы постоянно плакали, на вышеупомянутые протоки и были помещены мясистые тела, препятствующие вытеканию излишней влаги глаз из углов и толкающие их в назначенные им протоки. Самым большим доказательством этого утверждения являются частые ошибки врачей, называющих себя «глазниками». Некоторые, растворяя при помощи едкргх примочек то, что называется разрастанием (грануляции), наросты и затвердения на веках, растворяли в то же время, не подозревая этого, и перепончатое мясцо большого угла. Другие во время своих хирургических операций этой части удаляли его 811. больше, чем следовало, и вследствие этого сделали так, что излишки влаги текут по щекам. Они называют эту болезнь слезотечением. Нужно ли мне говорить об абсурдности подобного приема? Но природа с точностью все это предвидела и, кроме того, создала на веках очень маленькие отверстия, немного за пределами большого круга. Они тянутся до носа и поочередно то выделяют, то впитывают жидкую влагу. Их полезность немалая, так как они выделяют эту жидкость, если она обильна, и впитывают ее, если в ней ощущается недостаток, чтобы всегда поддерживать естественное количество, необходимое для свободного выполнения движений век. Ведь чрезмерная сухость этих отверстий, увеличивая их твердость, затрудняет их опускание и движение, а изобилие влаги делает их вялыми и мягкими. Только средняя плотность является наилучшей при всех естественных функциях. Для облегчения движений в каждом глазу существуют также две железы, одна — в нижней части, другая — в верхней. Эти железы выделяют жидкость через видимые канальцы, подобно тому, как железы, находящиеся у корня языка 812., выводят слюну в рот. С этой же целью природа создала жир, окружающий глаза, и доказательством этого служит его твердость: ведь, будучи благодаря этой твердости трудно растворимым, он постоянно защищает глаза своей маслянистостью.

ГЛАВА XII

Мы рассмотрели почти все, касающееся глаз, за исключением одного пункта, который я намеревался опустить, чтобы не вызвать неудовольствия большинства за неясность и длинноты изложения. Так как пришлось бы коснуться теорий геометрии, а эти теории не только неизвестны большинству людей, считающих себя образованными, но они — эти люди избегают и с трудом переносят лиц, сведущих в геометрии, то мне казалось лучше оставить этот вопрос совершенно в стороне. Но, будучи обвинен сновидением в несправедливости по отношению к самому божественному органу и в нечестивости по отношению к демиургу, если бы я решил оставить без объяснения важное творение, 813. свидетельствующее о его предусмотрительности по отношению к живым существам, я был принужден им приняться за опущенный вопрос и прибавить его в конце книги. В самом деле, чувствительные нервы, спускающиеся от головного мозга к глазам, Герофил называет также протоками, так как единственно благодаря им одним видимы и доступны чувствам пути пневмы. Эти нервы, говорю я, представляют собой не только эту особенность, отличающую их от других нервов, но и ту, что они начинаются в разных местах, и, соединившись по мере продвижения, снова расстаются и разделяются. Почему же природа не вывела из одной точки начало верхнего удлинения? Почему, поместив один справа, другой — слева, она прямо не направила их в область глаза, начала загибать их внутрь, сближать, соединять их протоки, подводя их затем к глазам, каждый согласно с прямым направлением верхнего отростка? В самом деле, вместо того, чтобы переместить их, направив нерв правой стороны к левому глазу, 814. а левой стороны —• к правому глазу, она придала этим нервам фигуру, очень похожую на букву «хи» («х»)- В результате невнимательного вскрытия кто-либо мог подумать, что эти нервы перемещены и что они проходят друг над другом. Но это не так. Встретившись в черепе и соединив свои протоки, нервы тотчас же разъединяются, ясно показывая, что они сблизились только для того, чтобы связать свои каналы. Повинуясь велениям божества, я сейчас расскажу, каковы преимущества такого устройства, какую пользу приносит оно органам зрения. Прежде всего, я приглашаю тех из моих читателей, которые имеют основные понятия о геометрии и других науках, знают, что такое круг, конус, ось и другие подобные фигуры, вооружиться терпением и разрешить мне, ввиду безграмотности в этом отношении большинства, объяснить возможно короче смысл этих терминов. И для этих читателей такое объяснение будет не совсем лишено 815. пользы. Если они проявят внимание, они узнают, с какой ясностью следует объяснять незнающим эти понятия. С этими понятиями я немедленно связываю объяснения, касающиеся зрения, чтобы возможно скорее достигнуть указанной цели. Возьмем круг,— я называю кругом фигуру, все точки которой равно удалены от центра,— рассматриваемый одним только глазом при другом закрытом; от точки в середине круга, которая называется также центром, до зрачка, глядящего на него, предположи прямую линию, не смещающуюся ни в каком направлении и не отклоняющуюся от своего прямого направления; смотри на эту линию, как на тонкий волос или паутинку, точно протянутую от зрачка к центру круга. Предположи далее от зрачка до линии, ограничивающей круг, — она называется окружностью — большое количество других прямых линий, протянутых в порядке одна за другой, как нити паутины, и назови конусом фигуру, ограниченную всеми этими прямыми и 816. кругом. Назови зрачок вершиной этого конуса, а круг — основанием. Назови осью прямую линию, идущую от зрачка к центру круга и находящуюся в центре всех других и всего конуса. Если ты представляешь себе выпукло-вогнутую поверхность и ее понимаешь, ты, конечно, представляешь себе также промежуточную ровную поверхность, лишенную всякой выпуклости или вогнутости. Назови гладкой плоскостью верхнюю ее часть. Теперь предположи, что на ось конуса, идущую через пространство от зрачка к центру круга, подвешено просяное зерно или какое-либо другое, похожее на него маленькое тело; оно закроет центр круга и помешает зрачку видеть его. И если ты уже представляешь себе все это, то тебе очень легко будет понять, что всякое тело, помещенное между внешним предметом и воспринимающим глазом, дает тень и мешает видеть предмет, находящийся перед ним, 817. и что если это тело полностью устранено или отодвинуто в сторону, то снова явится возможность видеть этот предмет. Если ты понял и это, ты можешь теперь вывести заключение, что, для того чтобы предмет был видим, он никак не должен быть затемнен каким-либо телом, помещенным по прямой линии, проведенной от глаза к этому предмету. Если уже ты усвоил и это, то найдешь вполне обоснованным предложение математиков, что предметы видимы по прямой линии. Назови эти прямые линии зрительными лучами, и эти тонкие паутины, протянутые от зрачка к окружности круга, не называй больше нитями, а называй зрительными лучами и говори, что окружность круга видима благодаря этим лучам, а центр его — благодаря другому лучу, направленному по оси конуса, и что вся поверхность круга видима благодаря большому количеству лучей, падающих на нее. Те из этих лучей, которые отстоят от оси на равное расстояние и находятся в какой бы то ни было одной плоскости, называй равно расположенными; те же, которые расположены иначе, 818. называй неравно-расположенными 117. Вероятно, ты иногда видел солнечные лучи, проникающие через узкую щель и направляющиеся вперед, нигде не преломляясь и не искривляясь, следуя неуклонно по строго прямой линии. Таковым считай и направление зрительных лучей. После того как ты уже ясно понял это — если ты только понял, если же нет,— то опять повторяй почаще, и лишь окончательно усвоив все и перейдя к тому, что следует, во-первых, и главным образом знай, что каждый из видимых предметов воспринимается не сам по себе и не изолированно, но вместе с тем, что окружает его, так как часть окружающих его лучей падает иногда на один из предметов, находящихся за телом, о котором идет речь, а иногда на предмет, расположенный около него. Во-вторых, знай также, что предмет видимый одним только правым глазом, кажется скорее расположенным с левой стороны, если он находится близко, а если он находится далеко,—• то с правой; что предмет, видимый одним только левым 819. глазом, кажется находящимся скорее с правой стороны, если он близко, и скорее слева, если он далеко; что предмет, воспринимаемый обоими глазами, кажется посредине. В-третьих, следует также знать, что если зрачок одного из глаз сжат или смещен либо кверху, либо книзу, то предметы, видимые до того одиночными, видны сдвоенными. Пусть математики, уже давно знающие все это, разрешат мне ради широкой публики кратко объяснить каждое из этих положений; и прежде всего начнем с первого, 820. а именно, что наряду с наблюдаемым предметом появляется нечто другое, так что, наряду с этим другим, в поле зрения попадает на каждую сторону (Зу; помести за $у предмет бе. Продли лучи оф и <ху и пусть они падают от бе на t,r\; ясно, что предмет $у виден только по линии £г]. Но вследствие этого предмет t,r\ будет так хорошо скрыт, что его никоим образом нельзя будет увидеть. Но предметы, находящиеся с каждой стороны, а именно 6£ 821. и ет] будут видимы рядом с Ру, а иначе мы скажем, что fb/ ВИДИМЫ рядом и с тем, и с другим. Таково объяснение первого из поставленных вопросов. Приступаем ко второму. Что предмет видим одним глазом не в том же месте, где другим, ни обоими глазами в том же месте, где каждым из обоих в отдельности, но что правый глаз видит в одном месте, левый глаз — в другом, а глаза вместе — в третьем, вот что я собираюсь объяснить. Пусть правый зрачок находится в точке ее, левый 822. — в точке |3 и пусть у будет пространством, видимым каждым зрачком. Пусть лучи из каждого зрачка падают на уд и, раз упав, продолжаются до "&т) и Е£. Пространство уд будет видимо правым зрачком по направлению к Е£, а левым зрачком— по направлению к От) обоими глазами сразу —• по направлению г\е, так что ни тот, ни другой глаз не увидят предмет в том же месте, где его видит другой, ни оба вместе — там же, где видел каждый из них.

Если кто-нибудь не может следить за этими доказательствами на основании чертежей, тот может вполне убедиться, проверив эти рассуждения на личном опыте. Пусть он станет около колонны и затем поочередно закрывает каждый глаз — некоторые части справа от колонны, которые он видит правым глазом, он не увидит левым, а некоторые из этих частей, находящиеся с левой стороны колонны, воспринимаемые левым глазом, не будут восприниматься правым. Открыв сразу оба глаза, он увидит обе части. В самом деле, больше частей ускользает от взора, если мы смотрим 823. одним глазом, чем если мы смотрим двумя сразу. Все, что мы видим, кажется нам расположенным по прямой линии от глаз, и именно это скрывает предметы, находящиеся позади. Итак, все предметы, видимые сбоку, кажутся расположенными одни справа, другие слева от предмета главного. Отсюда следует, что только те предметы, которые мы не видим, будут находиться на одной прямой линии с видимым предметом, но одни будут видимы для правого глаза, другие — для левого. Так что и расположение видимого предмета будет схвачено каждым временно, те части, которые оставались невидимы для глаза каждого глаза в отдельности, станут совершенно невидимы118. Вот почему, если смотреть на предмет одновременно двумя глазами, то от глаз будет меньше скрыто, чем если смотреть одним глазом, безразлично каким. Если отойдя дальше от колонны, ты будешь поочередно открывать и закрывать каждый глаз, смотря на колонну, тебе покажется, что она внезапно сместилась. Если ты закроешь правый глаз, тебе покажется, что она перешла на его сторону, а если ты закроешь левый, то — на другую сторону. Тебе покажется, что колонна перешла на левую сторону, если ты откроешь правый глаз, 824. и на правую сторону, если ты откроешь левый. Правому глазу кажется, что колонна скорее находится слева, а левому глазу — справа. Для обоих глаз, смотрящих одновременно, она кажется занимающей промежуточное место между тем, которое она, казалось, занимала, когда глядели одним глазом. Если тебе вздумается наблюдать таким же способом какую-нибудь из звезд или даже луну, в особенности во время полнолуния, когда она закруглена со всех сторон, тебе покажется что она вдруг перешла направо, если ты откроешь левый глаз, закрыв правый, и подвинулась налево, если ты сделаешь обратное. Все это так очевидно для всех тех, которые, испытали это; что же касается неизбежной причины этого явления, то мы только что объяснили ее с помощью чертежа. G другой стороны, если ты будешь вращать одним глазом и зрачок окажется внизу, видимый предмет покажется опущенным; если зрачок окажется наверху, произойдет обратное. В этом ты также можешь убедиться на опыте. Без предварительного объяснения ты не мог бы понять причину 825. этих явлений. Ведь если оси зрительных конусов не находятся в одной плоскости, то неизбежно одному глазу предмет покажется приподнятым, а другому— опущенным. Ведь конус, у которого ось более приподнята, чем ось другого, весь целиком будет также приподнят. Когда конус падает на наблюдаемый предмет с более низкого места, то и лучи, находящиеся в той же плоскости, более опущены, а конус, падающий с более высокого места, наоборот. Но если видимый предмет благодаря более высоким лучам кажется расположенным выше, а воспринимаемый более низкими лучами, кажется ниже, то, естественно, предмет покажется выше, если он воспринимается более высоким конусом, и ниже, если конус ниже. Ты мог бы получить ясное доказательство того, что я говорю, если после того, как ты, прижав один глаз таким образом, чтобы зрачок находился или ниже или выше, рассматривал предмет, казавшийся тебе тогда ошибочно двойным, захотел бы, закрыв этот глаз, смотреть на этот предмет другим. В этом случае получается полное представление о положении созерцаемого предмета. Это то самое изображение, которое находилось в ныне закрытом глазу, когда он был открыт. Другое изображение остается неподвижным, сохраняя положение, которое оно имело с самого начала. Однако, когда оба глаза в их естественном положении воспринимали только один предмет, представление о положении тотчас же менялось; как только закрывали какой-либо глаз, предмет, казалось, перескакивал на другое место, а если глаз снова открывали, опять менял его. Никогда он не оставался на одном и том же месте, если закрывали или открывали безразлично какой глаз. Если мы при помощи давления приподнимаем или опускаем зрачок, одна видимость положения исчезает полностью, а другая — остается неподвижной, при закрывании одного глаза, то отсюда следует, что не всякое смещение зрачка делает двойным рассматриваемый предмет, но только то, которое поднимает или опускает его больше, чем он есть в естественном состоянии. Смещения в сторону большого или малого угла показывают нам предмет правее или левее, но не двойным. В самом деле, так как оси конусов остаются в одной плоскости, то те, у кого глаза скошены или после рождения, 827. или в утробной жизни плода, но у которых ни тот, ни другой зрачок не поднят, а только приближается или удаляется от носа [страбизм.— В. Т.] не страдают нарушением зрения. Но те, у которых зрачок направлен или слишком вниз, или слишком вверх, с большим трудом поворачивают и удерживают его на одной линии, чтобы ясно различать предметы. Доказательством того, что каждый предмет воспринимается на том месте, которое он занимает, служит то, что чувство осязания, руководимое зрением, не ошибается и не ищет в ином месте предметы, ему ясно показанные. Не говоря уже о других доказательствах этого явления, мы скажем, что люди, лишенные одного глаза или пользующиеся сразу обоими глазами, с легкостью продевают нитку через ушко самых тонких иголок, что они не могли бы сделать, если бы они ясно не различали предметы. Но так как каждый предмет, как мы уже говорили, созерцается рядом с другим, то вполне естественно, что при сравнении его с окружающими предметами он покажется нам находящимся то справа, то слева, то прямо. В этих рассуждениях нет противоречия. 828. Существуют тысячи других доказательств оптических проблем, которые мы в данный момент не можем перечислить. То, что я по этому поводу сказал, даже не было написано по собственной воле, но, как я уже сказал, по велению божества. Его дело судить, сохранили ли мы при рассмотрении этого вопроса надлежащую меру по отношению ко всему нашему труду.

ГЛАВА XIII

Итак, закончим эту книгу напоминанием о том, что необходимо, чтобы оси зрительных конусов были расположены в одной плоскости, для того чтобы один и тот же предмет не казался двойным. А эти оси ведут свое начало от протоков [зрительные нервы. — В. Т.], выходящих из мозга. Итак, было необходимо, чтобы уже в то время, когда живое существо пребывает еще в материнской утробе и там развивается, они были расположены в одной плоскости. Какова же должна была быть та неизменная гладкая плоскость, на которой природа при создании живых существ поместила эти протоки? Может быть, твердая перепонка, оболочка, хрящ или кость? Но, конечно, орган мягкий и поддающийся при соприкосновении с предметами не мог бы оставаться устойчивым. И, кроме того, куда бы она ее поместила 829. и как бы надежно протянула, чтобы ей не быть сплюснутой двумя протоками? Те, кто занимается трупо рассечением, прекрасно знают, что подобное устройство в данном месте было трудно выполнимо. Я не хочу здесь сказать, что природа не смогла бы изобрести какой-нибудь способ зарождения и устройства, который не вредил бы ни одному из соседних тел, ни самому органу, если бы было обязательно нужно его создать и если бы при помощи удобного и легкого приема не было бы возможным поместить в одной плоскости оба протока. Каков же этот столь удобный и легкий способ, который мы с самого начала намерены объяснить? Это встреча протоков. В самом деле, две прямые линии, встречаясь в одной общей точке, составляющей, так сказать, их вершину, всегда находятся в одной плоскости, даже если начиная отсюда они продолжаются с каждой стороны до бесконечности. Прямые линии, соединяющие в одной какой-нибудь точке эти две бесконечно продолженные линии, занимают ту же плоскость, как и эти самые две линии, 830. и, следовательно, всякий треугольник обязательно находится в одной плоскости. Если кто не понимает сказанного, то ясно, что он совсем не знает даже основы геометрии. Было бы слишком долго для меня приводить здесь доказательства, которые, впрочем, не были бы даже поняты без предварительных многочисленных сведений. Эвклид в одиннадцатой книге своих «Элементов» доказывает настоящую теорему, являющуюся второй в его книге. Эта теорема гласит: две прямые пересекающиеся линии находятся в одной плоскости и всякий треугольник также в одной плоскости. Итак, познакомься с доказательством у Эвклида. Когда ты усвоишь его, возвращайся к нам, и мы на животном покажем тебе эти две прямые линии, т. е. протоки, выходящие из мозга. Со своей стороны каждый из них, проникая в глаз, как было перед тем сказано, расстилается вокруг в виде сетки, вплоть до хрусталика, охватывая стекловидное тело, так что на одной и той же прямой линии находятся зрачок и весь корешок 831. глаза, откуда начинает разветвляться нерв. Затем, в третьих, покажем соединение зрительных нервов в передних частях мозга в точке, откуда эти нервы начинают пребывать в одной плоскости. Природа расположила глаза в надлежащем положении и не поместила один из двух зрачков выше другого. Поэтому было желательно, чтобы нервы, сообщающие глазам зрительные ощущения, исходили из одного источника.

ГЛАВА XIV

Почему природа не дала этим нервам единое начало в самом мозгу? Зачем, зародив один в его правой стороне, другой — в левой, она затем соединила их и слила посредине этой области? Вот что следует сейчас объяснить. Невозможно было образовать в этом месте, не говоря уже о таких больных нервах, как каждый из этих, даже значительно меньшие нервы. В самом деле, воронка, описанная в одной из предыдущих книг, заключающая в себе канал, очищающий мозг, находится в этом месте 832. Нельзя было ее поместить где-либо еще более удачно, так как она должна изливать в небо все излишки. В силу такого же соображения нельзя было, чтобы протоки, идущие из мозга к ноздрям, были помещены в другом месте и чтобы они брали начало от других частей мозга. Ведь так как нос находится в середине лица, то безусловно следовало, чтобы направляющиеся к нему протоки занимали центральную часть переднего мозга. Итак, если не представляло никаких выгод поместить как эти протоки, так и воронку где-либо еще и если при занимаемом ими месте было невозможно, чтобы нервы брали свое начало в середине мозга, то ясно, что было лучше дать им отдельные исходные точки, чтобы затем соединить их в одной после короткого пройденного пути. По поводу образования этих нервов ты познакомишься с одним еще более удивительным тво- 1 рением природы, которое мне показалось более уместным объяснить в книге об анатомии нервов (XVI). Что же касается меня, то я выполнил повеление божества, и это изложение, как мне кажется, не только не явится бесполезным, но будет иметь положительный результат, если когда-нибудь оно заставит людей отречься 833. от того безразличия, I с которым они относятся к наиболее прекрасным явлениям. Может быть, не безынтересно привести мнения наших предшественников о перекресте нервов. Некоторые полагают, что для того, чтобы они не подверглись какому-либо повреждению, будучи помещены на одной линии, они сначала отклоняются во внутрь, а затем вновь расходятся наружу; другие думают, что это сделано для того, чтобы передавать друг другу свои ощущения и разделять с другими боль, претерпеваемую одним из них; наконец, некоторые говорят, что источники всех ощущений должны восходить . к единому источнику. Если бы удовольствоваться одним утверждением, что необходимо, чтобы зрение восходило к одному источнику, указывая как на огромное зло, если бы дело обстояло не так, то, очевидно, что в данном случае они были бы правы и вся наша предшествующая речь была бы ненужной. Но если теперь, отметив, и вполне основательно, что главный центр ощущений, воспринимающий все ощущения, должен быть единым,— они затем считают, что по этой именно причине встречаются мягкие нервы, то в этом они совершают очень грубую ошибку 834 Совершенно верно, что головной мозг является общим вместилищем всех ощущении, иначе пришлось бы предположить, что как слуховые нервы так и нервы языка и всех остальных частей живого существа не восходят к одному единому началу. Точно так же предполагать, что нервы перекрещиваются для того, чтобы поделиться ощущениями,- это значит отрицать предусмотрительность природы, которая обычно ставит себе совершенно иную цель, как мы это уже не раз доказывали Лучше в самом деле, если это возможно, чтобы ни одна часть не принимала участия в болевых ощущениях другой. Если кто-нибудь считает это рассуждение правильным, то можно им воспользоваться, как и следующим а именно что нервы легко порвались бы, если бы они тянулись по прямой линии' Что касается меня, то это последнее рассуждение мне не кажется удовлетворительным. Нервы, кончающиеся в желудке, оттягиваемые вниз его тяжестью, конечно, несколько раз порвались бы раньше, если бы не были обернуты вокруг пищевода. Но протоки - нервы, входящие в глазницу не подверглись бы ничему подобному, так как глаза далеко не так тяжелы' как желудок, нагруженный твердой и жидкой пищей. Они не перемещаются 835. и не очень удалены от своего начала. Даже если бы налицо было одно из этих условий, то по меньшей мере мышцы, облегающие нервы и прежде всего удлинение твердой оболочки мозга, имеющей большую плотность и твердость в этих нервах, чем в каких-либо других в достаточной мере защитили бы их. Ведь до выхода из черепа нервы не подвергаются никакой опасности, как и самый мозг, несмотря на постоянные сотрясения, как и апофизы, идущие к носу [обонятельные нервы — ВТ] несмотря на то что они тонкие, мягкие и удлиненные. Этими рассуждениями, как я сказал, может воспользоваться всякий желающий Что касается меня, не питающего к ним большого доверия, то я будучи убежден, что природа ничего не делает напрасно, долго искал причину подобного расположения нервов и, мне кажется, я нашел ее, тем более что некое божество сочло это открытие достойным того, чтобы я о нем написал До получения его велений - так как человеку, призывающему в свидетели самих богов, следует говорить правду - я не хотел обнародовать это рассуждение, чтобы не навлечь на себя ненависти большинства склонного скорее ко всему, что угодно, 836. только не к внимательному отношению к геометрии. Приведя все три описанные мнения, я намеревался высказаться как за наиболее вероятное, за то, которое утверждает что нервы скошены во избежание разрыва, и самому добавить к этому' как нечто совершенно правильное, чтобы было лучше, чтобы пневма направляющаяся из мозга в каждый глаз, в случае закрытия или полной потери одного глаза целиком поступила в другой. В самом деле, так как зри тельная способность таким образом удваивалась, глаз должен был лучше видеть. Это, по-видимому, в самом деле так; ведь если ты захочешь поместить вдоль носа между глазами деревянную дощечку или свою собственную руку или любой другой предмет, мешающий глазам сразу видеть внешний предмет, то и тем, и другим ты будешь видеть неважно. Но закрой один глаз — и ты увидишь гораздо яснее, как если бы зрительная сила, дотоле разделенная между обоими глазами, перешла теперь в другой глаз. Я хотел указать только на это назначение перекреста нервов, назначение весьма реальное. 837. Но, как я уже доказывал на многочисленных примерах, природа создала одни вещи ввиду главной цели, а другие — ввиду побочной. Так и в этом случае, первое и самое необходимое назначение — это то, в силу которого глаз видит все внешние предметы не двойными. Назначение, о котором речь идет сейчас,— второе. Одно божество, как я уже говорил, повелело мне описать также первое. Ему известно, как я старался избегать всего, что есть темного в этом вопросе. Оно также знает, что не только в этом случае, но и во многих местах моих «Записок» я умышленно опускал доказательства, заимствованные из астрономии, музыки и какой-либо другой умозрительной науки для того, чтобы мои книги не вызвали окончательного отвращения у врачей. Ведь в течение всей моей жизни я тысячу раз испытывал на себе, что это так. Люди, до сих пор с радостью встречавшиеся со мной, благодаря хорошей помощи, оказываемой мною по их мнению больным, узнав затем, что я также сведущ в математических науках, чаще всего начинали меня избегать или встречали уже без удовольствия. Поэтому я всегда остерегался касаться подобных тем. 838. И только здесь, как я сказал выше, из уважения к велению божества я прибег к математическим теоремам.

ГЛАВА XV

Но, быть может, кто-либо, прервавши мою речь, спросит меня: как эта работа может считаться достаточно, полной, если я многое сознательно опустил и при этом не обошел молчанием назначения ни одной части, но для некоторых частей даже указал не одно только назначение, а несколько. Ответ на этот вопрос нетруден, так как он заключается в самом возражении. В самом деле, если таково искусство нашего демиурга, что нет такого его творения, которое представляло бы только одно назначение, и что каждое имеет два, три и даже большее их число, то поэтому очень легко опустить некоторые из наиболее непонятных для большинства. Что касается хрусталика, то я перед тем описал одно из назначений, представляемых его формой, но я в этом месте обошел молчанием нервное главное, так как объяснение его требовало обращения к чертежам. Укажем же на него теперь. Так как я был вынужден сказать кое-что о началах оптики, то мое последующее рассуждение не покажется неясным. Так как видимые предметы 839. воспринимаются по прямой линии и так как перед хрусталиком находится отверстие радужной оболочки глаза, через которое он должен получать ощущения, то для тех, кто помнит предшествующие объяснения, ясно, что абсолютно сферическое тело будет сообщаться меньшим количеством своих точек, а плоское — большим с видимыми предметами. Если ты все еще не понимаешь, то я объясню тебе это на чертеже. Пусть диаметром зрачка (к) совершенного круга будет диаметр , а диаметром хрусталика — и пусть yet,6 будет частью хрусталика, обращенной к зрачку. Проведи от зрачка к хрусталику касательные Ре, а £ и станет ясным, что отрезок е£ будет сообщаться с видимыми предметами и что с каждой стороны отрезки 76, 6£ 840. ни одной своей точкой не будут сообщаться с видимыми предметами. Если бы хрусталик был менее выпуклым, он сообщался бы большим числом своих точек ввиду того, что касательные описывают меньшую часть у выпуклых тел и большую — у плоских. Предположи, что в ставшем более плоским хрусталике отрезок обращен к зрачку, и от крайних точек зрачка проведи касательные ] тогда отрезок т}9 хрусталика воспримет предметы, и только очень незначительная часть с каждой стороны касательных будет лишена этого восприятия. Ведь если бы хрусталик представлял из себя настоящую плоскость, он воспринимал бы все целиком, но было уже доказано, 841. что во избежание повреждений хрусталик должен быть периферическим. Вот еще одно удивительное произведение природы, создавшей его периферическим и в то же время способным сообщаться с воспринимаемыми предметами большей частью своих частей. Вот то, что касается глаз, а затем я не замедлю перейти к описанию остальных частей всего лица.